В новой ипостаси
"Специальный учебный лагерь Ораниенбург" я возглавил в тяжелый и жестокий период истории Германии: шел 4-й год войны. Но я исповедовал девиз Ницше: "Жить надо в опасности!" -- и свой собственный: "Выражение "слишком поздно" не должно фигурировать в словаре солдата". Допускаю, что понятия "шпионаж", "террористический акт" и "диверсия" отвратительны для обывателя, но должен напомнить: подобные службы, хотя бы и замаскированные под разными благозвучными названиями, существуют во всех странах. В апреле 1943 года в местечке Фриденталь я организовал тренировочный полигон. Личный состав после обычной подготовки осваивал навыки гранатометчиков, артиллеристов полевых орудий, танкистов, учился водить не только мотоцикл или автомобиль, но также катер и даже паровоз. В программу входили плавание, прыжки с парашютом, владение рацией, стрельба из бесшумного пистолета, подрывное дело, иностранные языки, тактика нападения на промышленные объекты противника...
В то время главной задачей я считал борьбу с Советским Союзом и устранение англо-американского присутствия на Ближнем Востоке. Первая группа должна была осуществить серию диверсий в Иране: по его железным дорогам союзники ввозили в СССР военное снаряжение. Увы, скоро все мои люди были арестованы. Позже, познакомившись с так называемыми двойными агентами, я понял: действительно важные и опасные задания необходимо поручать только добровольцам. От наемника, подсчитавшего стоимость своей шкуры, нельзя ждать нерушимой преданности. И еще -- чтобы вдохнуть в человека максимум смелости, дерзости и уверенности в себе, следует дать ему шанс на возвращение живым и невредимым.
Но и операция "Ульм" -- взрывы магнитогорских доменных печей, электростанций и объектов связи в Сибири -- также оказалась невыполнимой. Мы потратили полтора года, чтобы "похоронить" эту грандиозную и совершенно бессмысленную идею. Пришлось отказаться и от рейда в богатый нефтью район Баку. А 26 июля меня вызвали в ставку Гитлера.
-- Муссолини, мой друг и соратник по борьбе, арестован. Я не могу бросить величайшего из всех итальянцев. Для меня он олицетворяет последнего римского цезаря. Надо спасти дуче! Вам это удастся, Скорцени.
Пожимая руку фюрера, я понимал, что не могу не оправдать столь высокого доверия. Мне удалось... В 1944-м в круг моих обязанностей вошло то, что публика не без иронии окрестила "секретным оружием". По моей идее военные инженеры превратили обычную торпеду в "управляемый снаряд". Так называемые "лягушки" (хорошо подготовленные ныряльщики), прикрепляя к борту корабля специальные мины, отправили на дно огромное количество грузов противника. На волне этого успеха я вторгся и в вотчину люфтваффе: предложил снабдить ракету "Фау" кабиной для пилота.
-- Стало быть, Скорцени, мы могли бы разгромить Нью-Йорк? -- загорелся Гиммлер. -- Я тотчас же доложу об этом фюреру! Шок, который вызовет налет на Нью-Йорк, мгновенно сломит моральный дух американцев.
-- Надо только, чтобы в условленный день и час, объявленный по немецкому радио, "Фау" сровняли с землей небоскреб. Тоже заранее запланированный.
-- Настала очередь Америки испытать на своей шкуре все прелести бомбардировки!
Но события шли своим чередом, и наша военная беспомощность навсегда похоронила надежду на запуск "Фау" в сторону Штатов. Англо-американские части ступили на землю Нормандии, потрясающий удар русских смел нашу оборону на Восточном фронте, состоялось покушение на Гитлера. Когда 10 сентября меня вызвали в ставку, я смотрел на фюрера со страхом, если не сказать с ужасом. Я с трудом находил знакомые черты образа, хранившегося в моей памяти, в бесконечно усталом, согбенном, состарившемся человеке. Левая рука заметно дрожала, когда он не придерживал ее правой. Но по-прежнему поражало, сколько деталей держал он в голове: количество танков на том или ином направлении, запасы горючего, силу резервов, кодовые названия... Я узнал, что венгерское правительство хочет покинуть лагерь стран "оси", что регент-правитель намерен капитулировать перед Россией... Никласа Хорти мы выкрали 15 октября, погрузив его в машину как тюк -- завернутым в огромный ковер. После этой акции я получил еще один Золотой крест.
Удачи и неудачи
В августе 43-го дал знать о себе мой резервный агент. Он сообщил, что в лесном массиве севернее Минска под командованием подполковника Шерхорна собралось свыше двух тысяч солдат, попавших в окружение. В считанные дни мы разработали операцию под кодовым названием "Браконьер". В Россию отправлялись четыре группы, каждая из трех русских и двух немцев. Последних остригли почти наголо в соответствии с военной модой русских, приучили к русским папиросам, каждому в вещмешок положили несколько ломтиков черного хлеба и советские консервы, всех одели в красноармейскую форму и снабдили пропусками. Обнаружив отряд, они должны были соорудить в лесу взлетно-посадочную полосу и эвакуировать солдат на самолетах... Начало было скверным: первая группа пропала без вести. Успехи второй стали наградой за наши усилия и тревоги: на сеансе связи Шерхорн сам сказал несколько благодарных слов, попросил врача, перевязочные материалы, медицинские препараты, а также продовольствие и одежду. К сожалению, ночная выброска не могла быть точной: зачастую спускаемые на парашютах контейнеры опускались в недоступных местах или оставались ненайденными в зарослях. И я предложил Шерхорну совершить 250-километровый переход к литовской границе: замерзшие озера превратятся в подходящие аэродромы. Долгий путь в тылу врага -- дело непростое, кроме того, моей эскадрилье неумолимо сокращали количество горючего. Сообщения из Белоруссии были полны отчаяния, я день и ночь ломал голову, как помочь людям, не сложившим оружие. 27 февраля 1944 года они сообщили: "Прибыли в намеченный район. Можете ли вы нас забрать?" Но к этому времени невероятный хаос поразил многие службы, не могло быть и речи о вылете к несчастным. Скоро радиограммы изменились: "Мы ничего не просим, кроме батарей питания... только говорить с вами... только слышать вас". Мои радисты ночи напролет не снимали наушников, порой до нас еще долетали отчаянные мольбы. С 8 мая ничто более не нарушало молчания в эфире. Операция "Браконьер" окончилась безрезультатно...
Но десятки, сотни раз на протяжении всего Восточного фронта сдавались первому советскому патрулю не голодные, вооруженные до зубов люди. Доказывало ли это, что моральный дух германских солдат пал окончательно, или дело просто в "русском психозе", являвшемся следствием полного нервного истощения? Я еще горячо надеялся, что это не конец. Союзническая пропаганда считала Германию трупом.
-- Они не видят, что мы жертвуем собой, чтобы закрыть Азии путь на Запад. Мы почти тысячу лет охраняем Европу от азиатских орд и снова готовы исполнить эту священную миссию, -- горько восклицал Гитлер. По его мнению, ни английский, ни американский народ больше не хотели войны. И если бы "труп" восстал и нанес мощный удар, под давлением общественного мнения своих стран союзники согласились бы на перемирие с "мертвецом", который чувствует себя довольно сносно.
-- Понял вас, мой фюрер!
Мне предстояло сыграть одну из первых ролей в операции, которую историки назвали наступлением в Арденнах. Оглядываясь в прошлое, могу смело утверждать: мы отменно провели баталии на "тайном фронте".
Начало конца
Окруженная со всех сторон Германия все более походила на огромную крепость, и нам надлежало не только оборонять крепостные стены, но и разрушать пути продвижения противника к сердцу страны. Переодетые во вражескую форму мои люди должны были сеять смятение в союзнических рядах. С парашютистами люфтваффе, танковыми ротами вермахта и ротой связи проблем не было. "Пантеры" замаскировали, установив вокруг пушек и башен листы железа, чтобы силуэтом они напоминали танки "шерман". Оставалось найти владеющих языком добровольцев. По истечении двух недель отбор их завершился -- результат оказался ужасным. Говорящих по-английски бегло и без акцента набралась всего-навсего дюжина -- в основном бывших моряков; более или менее "беглых" -- 30-40 человек; могущих "объясниться" -- полторы сотни; не до конца забывших, чему их учили в школе, -- примерно 200. Остальные знали только Yes, No и О.К. Вдолбить в голову несколько крепких ругательств и основные команды, используемые в американской армии -- вот все, чем мы могли оснастить нашу бригаду с точки зрения лингвистики. Кроме того, мы пытались освободить наших людей от жесткой выправки, происходившей от немецкой военной школы с ее чрезмерной и бесполезной дисциплиной, учили их пользоваться жевательной резинкой и открывать пачки сигарет истинно американским манером. Но все это были цветочки -- ягодки начались, когда дело дошло до военной формы. Привезли целую гору комплектов -- но они оказались английскими. С трудом заполучили полевые куртки -- но каждую украшал треугольник военнопленного. Для меня, командира бригады, и то удалось раздобыть только один пуловер американской армии. В конце концов решили, что экипируемся на складах одежды, которые бегущий противник пожелает нам оставить.
Дезорганизация вражеских тылов -- вот чем мы занялись. Когда у наших "регулировщиков" спрашивали дорогу, они, не моргнув глазом, давали завиральные ответы, говорили, что "немецкие свиньи" только что перерезали несколько дорог. И американские танкисты, радуясь, что их предупредили вовремя, делали большой крюк. Оборванные телефонные провода, снятые таблички, которые незадолго до того развешивала американская интендантская служба, цветные ленты на деревьях (так янки обозначают заминированные участки) -- позади линии фронта у американцев царила сумятица. Однажды мои люди здорово перепугались, когда американский капитан спросил их о последних вестях с фронта. Бывший моряк, одетый в прекрасную сержантскую форму, рассказал ему презанятную историю, и тот приписал испуг, читавшийся на лицах наших солдат, стычке с "проклятыми немцами". "Осознав", что его позиции практически окружены, капитан немедленно дал приказ об отступлении.
Мы перекрывали дороги, минировали железнодорожные пути и шоссе, взрывали склады боеприпасов. Вскоре "томми" и "ами" были уже не в состоянии различить, где фронт, где тыл. Несколько дней спустя американское радио сообщило о раскрытии огромной сети шпионажа и диверсий в своем тылу и о захвате 250 человек из бригады "похитителя Муссолини". (Позже я узнал, что пылающая воодушевлением союзническая контрразведка арестовывала и настоящих, ни в чем не повинных американских солдат и офицеров.)
30 января 1945 года приказ Гиммлера положил конец моей карьере командира диверсионного отряда. На сей раз мне было приказано сформировать из моих "особых частей" плацдарм на восточном берегу Одера. Он стал непоколебимым островком в бурном потоке миллионов беженцев и тысяч беглецов в военной форме. Не буду останавливаться на сумятице, упадке духа, ужасных сценах, которые происходили повсюду, -- не хочу ворошить болезненные воспоминания. 30 апреля пришло ужасное известие о смерти Адольфа Гитлера. Решительно это был конец. Я знал, что американская секретная служба меня разыскивает, и предупредил ее письмом: "Сдаюсь. Я честно выполнил свой долг, мои люди вели жестокие бои на всех фронтах -- и все это, чтобы испытать разгром. Теперь будь что будет -- я всего лишь пленный".
Юлиус Мадер: "Его карьера -- преступление против человечности"
Разоблачение героя
Как выглядел бы в 1963 году приказ об аресте Отто Скорцени, 1908 г.р.?
Объявляется розыск преступника, скрывающегося под фамилиями:
Мюллер (1938, Вена)
Доктор Вольф (сентябрь-октябрь 1944, Германия и Венгрия)
Мистер Эйбл (1947, "Исторический отдел" американской секретной службы, г. Нейштадт-на-Лане)
Рольф Штайнер (1950, Гамбург)
Пабло Лерно (1951, Швейцария, Италия, Франция)
Антонио Скорба (1954-55, Австрия)
Роберт Штайнбауэр (с 1951-го, Испания)
Член нацистской партии с 1932 года, член СС с 1934 года, сотрудник Службы безопасности (СД), бывший военнопленный армии США. 26 июля 1948 года совершил побег из лагеря для интернированных крупных нацистских преступников.
Подлежит аресту за:
Подделку и распространение фальшивых денежных знаков, изготовление подложных документов, разбой и грабежи, вымогательство, членство в преступных организациях, государственную измену, военные преступления и преступление против человечности.
"Будь Гитлер жив, я был бы рядом с ним!" -- эти слова прозвучали 31 августа 1960 года на собрании так называемого Общества историков. Их произнес закоренелый фашист, человек с лицом, исполосованным шрамами. Несколько лет я следовал по пятам этого политического гангстера. Когда "тысячелетний" рейх рухнул, он со своим заранее сколоченным диверсионным аппаратом, прихватив припрятанные богатства, перешел в тщательно законспирированное подполье. Его дальнейшая карьера под эгидой различных государств -- бесконечная цепь преступлений против человечности.
Крутой обер-бандита
Колючая проволока осталась цела, не завыла сирена. Но тишину сохранить не удалось: германская общественность забила тревогу. Начальник лагерной администрации разводил руками: за Скорцени приехали из американской военной полиции и куда-то увезли. Чтобы замять скандал, власти объявили розыск преступника. Легко ли двухметровому верзиле стать незаметным? Да еще с неизгладимой приметой -- рассеченной в студенческой стычке щекой? Тем не менее шефа армии диверсантов СС так и не удалось схватить. Или это и не пытались сделать...
Еще до войны на эсэсовском полигоне Скорцени обучили всему, чего ему не хватало для полного овладения ремеслом убийцы. В начале войны беспредельная жестокость принесла ему звание унтерштурмфюрера (младшего лейтенанта). В перерывах между боями в составе карательной команды дивизии "Дас рейх" он "очищал" тыл от коммунистов и евреев. В мемуарах об этом ни слова, но вряд ли забыл Скорцени русский городок, где были зверски убиты 922 человека: военнопленные, старики, женщины, дети. Он рвался в Москву, похвалялся тем, что не знает страха. Но 10 декабря 1941 года записал в дневнике: "Похоронить своих убитых в насквозь промерзшей земле невозможно. Мы сложили трупы у церкви. Мороз сковал руки и ноги, принявшие в агонии самые невероятные положения. Чтобы придать мертвецам выражение "умиротворенности и покоя", пришлось выламывать им суставы". Нет, Скорцени не прельщал такой финал жизни! "Блицкриг" оказался блефом, и при первой же возможности здоровяк-эсэсовец притворился больным. Патологию желчного пузыря трудно проверить во фронтовых условиях. С санитарным эшелоном симулянт отправился из Подмосковья в глубокий тыл. Здесь его и нашел дружок по студенческим пирушкам Эрнст Кальтенбруннер, чтобы предложить более "спокойную" работу -- стать шефом агентуры СС.
Диверсанты, которых муштровал Скорцени, должны были продлить агонию гитлеровской Германии. Их учили взрывать и убивать, сеять панику, подкупать путчистов, создавать подрывные организации. Отравленные пули проверялись на заключенных лагеря Заксенхаузен. Золото и банкноты были приманкой, на которую нацисты рассчитывали больше всего. Операция с фальшивыми деньгами тоже служила "шахматным ходом" в тотальной войне. За спасение Муссолини на Скорцени излился щедрый поток повышений, наград и подарков. Его примером Геббельс вдохновлял немцев на фронтах, в цехах военных заводов, в рушащихся бомбоубежищах. Громила со шрамами ухмылялся с киноэкранов, на собраниях "Гитлеровской молодежи" не смолкали рассказы о его карьере террориста, в "Союзе германских девушек" его превозносили как идола германской расы. Но что принесло итальянскому народу "спасение Муссолини"? Кровопролитную гражданскую войну.
Выйти сухим из воды
Впрочем, неудачи армии фашистских агентов были не меньшими, чем поражения вермахта на фронтах. Зверские истязания советских военнопленных давали немного сведений, необходимых для запланированных подрывных актов. И говоривших, и молчавших потом убивали выстрелом в затылок. Скорцени не раз принимал участие в расправах, с наслаждением садиста смакуя агонию жертв. Но успехами в "тайной войне" против Советского Союза похвалиться не мог. Он вновь выдвинулся на первый план в 1944-м, когда возглавил работу по "созданию оружия особого назначения". Суть его -- использование для борьбы с противником самоубийц, одетых в военную форму. Сколько отцов, матерей, невест десятилетиями ждали подтверждения гибели их близких -- юношей, которых бессмысленно отправили на дно морское в качестве живых торпед. Потом с легкой руки Скорцени и в терминологию летчиков вошло понятие "использование с самоуничтожением"...
После покушения на Гитлера человек со шрамами в течение трех дней располагал неограниченными полномочиями. Пачками поставляя подозреваемых под нож гестапо, он свято верил: лучше повесить одним предполагаемым (пусть и не вполне изобличенным) противником фюрера больше, чем одним меньше. А Арденнская операция? В ней участвовало около трех тысяч диверсантов Скорцени -- обратно вернулась жалкая кучка. А он вновь был удостоен награды -- "Почетной планки" к Рыцарскому кресту. И отбыл в рождественский отпуск, не тяготясь воспоминаниями о том, что его люди, зачастую неопознанные, остались в бельгийской земле. Приказ создать плацдарм восточнее Одера Скорцени подкрепил своим приказом: "Семьи тех, кто сдастся в плен, не будучи ранен, подлежат уничтожению. Этого требуют долг перед народом и традиции германцев". Публичные казни стали обычным явлением. Подручные "Отто-вешателя" -- так его прозвали -- вздергивали людей на перила мостов, на мачты судов, на кладбищенские ограды. Имена многих жертв не установлены: человек со шрамами запретил регистрировать их смерть в актах гражданского состояния, а с солдат снимали личные опознавательные знаки либо просто бросали в общие могилы. "Не возиться!" -- таков был девиз эсэсовских охотников на людей.
Через подставных лиц главари СС перевели огромные суммы на свои счета в заграничных банках. Ставший за несколько дней до капитуляции руководителем всего военного аппарата секретной службы СС и СД Скорцени получил в наследство гитлеровское "бумажное оружие" -- фальшивые деньги для подрывной деятельности. Но скрыться не удалось, 15 мая он был арестован. Почему же головореза не было на скамье подсудимых Нюрнбергского процесса? Мнение широких кругов об этом приговоре выразилось в пяти словах: "Мелюзгу вешают, крупным дают сбежать". Американская секретная служба, за спиной которой стояли наиболее реакционные круги США, вывела Скорцени из-под огня. Он получил оправдательный приговор за сотрудничество с нею, за опыт подрывной деятельности против Советского Союза.
Когда-то по приказу Скорцени расстреливали солдат, упомянувших в личном письме "служебную тайну", -- теперь он добровольно раскрывал вчерашнему врагу святая святых германской секретной службы. В течение полугода с раннего утра до позднего вечера "герой" диктовал секретарше свои мемуары. Би-би-си отвалило за них около тысячи фунтов стерлингов. Тысячу долларов получил преподаватель "азбуки терроризма" за технику поднятия агента на борт без посадки: на бреющем полете самолет специальным крюком подхватывал трапециевидную конструкцию из легких штанг. Впрочем, денег ему хватало -- важнее был пропагандистский эффект, имидж "человека, которому не нужно виз".
Коммерсант Отто Скорцени скончался в Мадриде 5 июля 1975 года. В собственной постели.
Книгу "Отто Скорцени и секретные операции абвера"
читала Софья ГРИГОРЬЕВА
читала Софья ГРИГОРЬЕВА
0 коммент.:
Отправить комментарий