Желток

Цвет прессы

"Ты самый желанный, ты самый любимый. Твой портрет в желтой прессе на первой странице..." Это группа "Сплин", песня "Тебе это снится". И это же одно из многочисленных упоминаний -- походя, вскользь, не задумываясь, -- выражения "желтая пресса".

Мы разбрасываемся словами, часто не вникая в их смысл, не удосуживаясь поинтересоваться, откуда "ноги растут" у того или иного обозначения. Вот, к примеру, телесериал -- "мыльная опера". А почему мыльная? Кто знает? Дело в том, что в Америке в рекламных паузах во время самых первых сериалов чаще всего расхваливалось мыло -- товар, предназначенный (так же, как и сами теленовеллы) для домохозяек. А почему соответствующего "розлива" пресса называется не фиолетовой и не серо-буро-малиновой, а желтой? А вот почему.
Однажды в Америке
Все началось опять же в Соединенных Штатах. Там в конце прошлого века не на жизнь, а на смерть сцепились две газеты: "Нью-Йорк Уорлд" во главе с издателем Дж. Пулитцером и "Нью-Йорк Джорнэл", которой заправлял Уильям Рэндольф Херст. Причина конкурентной борьбы, на взгляд современного читателя, яйца выеденного не стоила. "Уорлд" и "Джорнэл" пошли друг на друга войной, не поделив... комикс. В 1896 году художник Ричард Фелтон Ауткот впервые придумал нарисовать историю в картинках и сопроводить ее подписями в "пузырях". Свое творение Ауткот продал в "Нью-Йорк Уорлд", где, собственно, первый в истории комикс и появился в октябре того же 96-го года. Этот комикс number one назывался "Переулок Хогана" и рассказывал о похождениях симпатичного паренька из нью-йоркского района трущоб Хоганс Элли. Бедняк-парнишка был одет в мешок из-под муки, который Ауткот раскрасил -- внимание! -- в желтый цвет.
Это сейчас, в эпоху глянцевых журналов и финской полиграфии, можно снисходительно пожимать плечами и говорить: "Подумаешь!" А тогда, более сотни лет назад, появление "желтого парня" вызвало настоящий фурор! Ну, во-первых, как уже было сказано, сам комикс был той еще новинкой и диковинкой. Во-вторых, газеты в ту пору выходили исключительно в черно-белом варианте, а тут нате вам -- яркое желтое пятно! Так что неудивительно, что благодаря "Переулку Хогана" тиражи "Нью-Йорк Уорлд" подскочили аж до одного миллиона экземпляров в день!
Уильям Рэндольф Херст из "Джорнэла" сразу понял, что дело пахнет керосином, точнее, большими деньгами, и переманил художника Ауткота к себе, посулив ему более высокие, чем в "Уорлд", гонорары. Надо сказать, что у Херста был давний "зуб" на Пулитцера. Когда-то он, более молодой по возрасту, подвизался в пулитцеровской газете рядовым репортером. Его отношение к шефу было смесью профессионального восхищения и зависти. Начав издавать собственную газету, Херст взял за образец для подражания именно "Уорлд". И вот ему подвернулся случай бросить вызов своему кумиру и одновременно конкуренту.
"Желтый парень" поселился на страницах херстова "Джорнэла", чьи тиражи также мгновенно взлетели вверх да настолько высоко, что Херста стали сравнивать с Генри Фордом, который первым начал собирать автомобили на конвейере и тем самым сделал их массовыми. Но "Нью-Йорк Уорлд" не собирался сдаваться без боя -- Дж. Пулитцер пригласил другого рисовальщика, Джорджа Дулкаса, чтобы тот потчевал читателей своей версией "Переулка Хогана". И несколько последующих лет газеты провели, выясняя, чей "желтый" герой лучше и кто из них вообще имеет право печатать комиксы.
Прочие американские издания того времени, может быть, тоже были бы не прочь повысить свои тиражи за счет публикации историй в картинках, но они понимали, что "желтый парень"-3, 4, 5 и далее -- это уже перебор. Потому оставшимся не у дел только и оставалось, что, глядя на популярность "Уорлд" и "Джорнэл", облизываться несолоно хлебавши и злопыхать. Один из таких злопыхателей, журналист Эрвин Вардман из "Нью-Йорк Пресс", и придумал в конце XIX века выражение "желтая пресса нью". Как пишет в своих мемуарах сын, а попутно продолжатель фамильного бизнеса и полный тезка Уильяма Рэндольфа Херста -- У.Р.Херст-младший, "этот термин был пущен в ход... "Пресс", терявшей тиражи по вине "Джорнэл" и "Уорлд". Его породила профессиональная вражда и, вероятно, зависть". Со временем окончание "нью" отпало за ненадобностью. Осталась просто "желтая пресса" -- массовая и изобилующая сенсациями, такая, какой были ее "родители": "Нью-Йорк Уорлд" и "Нью-Йорк Джорнэл". Херст-младший писал о газете своего отца: "Внутренняя деятельность в "Джорнэл" проводилась под... коммерческим девизом "Тираж решает все"... В схватке с Пулитцером, в которой все средства были хороши, в ход пускались истории о финансовых и политических махинациях, потогонных цехах, душещипательные женские репортажи, сексуальные сюжеты о юных беглянках и прочих падших ангелах, а также криминальные истории -- от убийств до ограблений с перестрелками".
Однажды в Америке-2
Впрочем, по поводу происхождения термина "желтая пресса" существует и другая версия, связанная, однако, также с именем нашего доброго знакомого, Уильяма Рэндольфа Херста. Согласно этой версии, желтые издания оттого стали таковыми называться, что печатались на низкосортной бумаге, которая вообще-то была белой, но очень быстро портилась и желтела -- только успевай прочесть! Старина-Херстушка не брезговал бросовой бумагой. Отнюдь, именно на ней он и печатал свой "Джорнэл". По расходам это получалось на порядок дешевле, а на популярность издания нисколько не влияло, наоборот, дешевизна бумаги позволяла снизить цену на газету до минимума, и ее расхватывали, словно горячие пирожки, в огромных количествах. Бумагу Херсту поставляла корпорация "Дюпон Кэмиклз", с которой у него был соответствующий многомиллионный контракт.
Но в 30-х годах ХХ века у "Дюпон Кэмиклз" появился мощный конкурент -- фирма-производитель более качественной и относительно недорогой бумаги из... конопли. "Дюпон", которой "конопляная" бумага грозила попортить всю малину, кинулась в ноги Херсту, и совместными усилиями они сжили конкурента со свету, прикрывшись при этом благородной целью -- борьбой с наркотиками. "Нью-Йорк Джорнэл" и прочие издания медиакорпорации Уильяма Херста (а им в 30-х годах было несть числа) публиковали нескончаемые материалы о том, "какая гадость, эта ваша заливная рыба", то есть какая дрянь, эти наркотики. Кроме того, Херст совместно с "Дюпон Кэмиклз" был активным лоббистом запрещения марихуаны и в 1937 году добился-таки того, что в США вышел закон, по которому марихуана и гашиш как наркотик, а вместе с ними конопля как растение были запрещены. Так что желтая пресса -- это не только "газеты, которые специализируются на сплетнях, грабежах, убийствах, порнографии", как пишут некоторые исследователи журналистики. Это еще и антинаркотическая кампания, проведенная, правда, с корыстными интересами.
Обеление желтой
Тут вообще имеет смысл отвлечься и заметить, что всякий, кто поставит знак равенства между словосочетаниями "желтая пресса" и "плохая пресса", окажется не прав. Даже если этим "всяким" будет писатель Джеймс Джойс, назвавший "Нью-Йорк Уорлд" Дж. Пулитцера "помойным листком в стиле Бауэри" (Бауэри -- район злачных трущоб в Нью-Йорке). Или Аркадий Аверченко с его рассказом "Желтая журналистика. Розовый молодой человек": "Сам он розовый, пиджак на нем серый, галстук красный, а пресса, в которой он работает, -- желтая.
О себе он говорит всегда искренно и веско:
-- Я выколачиваю деньжишки на бульваре, чтоб его черти побрали!
-- На каком бульваре?
-- Газетка наша бульварная. Не понимаю, как публика читает такую мерзость?
-- А что?
-- Да ведь ее, газетку эту, составляют каторжники. Вы не верите? Ей-богу. Любой сотрудник способен на шантаж, воровство, а если вы гарантируете ему безопасность, то и на убийство. Редактор -- мошенник...
-- Зачем же вы там работаете?
-- Работа легкая. Пиши, о чем хочешь, измышляй, что угодно, и получай деньжишки. Ей-богу". И так далее.
Но, Борис (Джеймс, Аркадий), ты не прав! Да, желтая пресса во все времена своего существования не отличалась принципиальностью, передергивала факты, скандалила, гналась за сенсацией, порой раздутой, как слон из мухи. Да, ее "заголовки... кричавшие о крови и смерти, становились аршинными" (так Херст-младший отзывается о газете Пулитцера). Да, она подчас весьма цинично смаковала криминальные истории, а ее сексуальная озабоченность граничила с манией ("Преступления и секс -- вот великие "путеводные звезды", которые сопровождают нашу жизнь... Человек греха всегда интереснее человека морали", -- высказался на этот счет немецкий "желтый" журналист Пауль). Но при всем том желтая пресса не редко выполняла просветительскую миссию, а кроме того, отличалась недюжинной смелостью. В конце концов, и золото желтое. И сыр в масле. И майка лидера.
Нужны доказательства? Они в мемуарах сынка-Херста, где можно прочесть следующее: "Па говорил, что Нью-Йорк -- самый американский из американских городов, эдакий огромный плавильный котел, собиравший со всего света людей, стремившихся к свободе частной инициативы, слова и вероисповедания. Они были его покупателями. И он хотел помочь им стать американцами -- научиться читать и писать, понимать этот город и эту страну, где они были чужими... Он протянет руку самым широким массам -- обездоленным, малограмотным и пропащим -- и введет их не только в круг читателей своей газеты, но и в общество... Другие газеты угождали вкусам богатых и образованных, а отец был убежден, что настанут времена, когда такие издания станут нежизнеспособными либо не смогут оказать сколько-нибудь значительного влияния на жизнь города".
Или вот еще цитата: "Ее (желтой прессы) репортеры начали наконец расследовать и разоблачать темные делишки чиновников и политиканов... Это были первые в стране (в США) корреспонденты, колесившие по свету, пионеры "разгребания грязи" и исследовательской журналистики. Многие из них считали своей святой обязанностью исследовать серьезные социальные проблемы и даже предлагали пути их решения. Утверждения о том, что "желтая пресса" всего лишь воспитывала дурной вкус с целью увеличения тиража, отдают упрощенчеством. Даже при беглом чтении газет "Джорнэл" и "Американ", издававшихся моим отцом в начале этого века, становится ясно, что обе они принимали живое участие в совершенствовании американского общества... Разгребавшая грязь журналистика моего отца и других сделала в свое время для образования американцев больше, чем все университеты... Принадлежавшие моему отцу "Джорнэл" и "Джорнэл американ" освещали местные события ничуть не хуже, а временами и лучше, чем самые серьезные (а порой просто скучные) городские газеты. И уж почти всегда обходили их по оперативности".
И, если уж на то пошло, в желтой прессе работали вовсе не одни только "розовые молодые люди". В том же "Нью-Йорк Джорнэл" почитали за честь опубликоваться Марк Твен и Эмиль Золя.
Сами с усами
Да что мы все "Джорнэл" да "Джорнэл", Херст да Херст! У нас есть свой национальный герой! Нет, не тот, что грозился устроить Америке "кирдык", а Николай Иванович Пастухов, издатель и редактор "Московского листка", который выходил в столице в 1881-1917 годах "нехилым" тиражом в 40 000 экземпляров. Это была "классическая" желтая газета. С одной стороны, изобиловавшая пошлыми бульварными романами и издававшаяся на низкосортной бумаге (Пастухов специально выбирал ее, потому как простой люд покупал "Листок", кроме прочего, еще и на курево -- бумага как нельзя лучше годилась на самокрутки, не вспыхивала при затяжках). С другой стороны, игравшая роль "моих университетов".
"Король репортажа" Владимир Гиляровский, не один год проработавший в "Московском листке", одной из главных заслуг Пастухова считал то, что он приучил к печатному слову самых неразвитых и безграмотных читателей -- "охотнорядца, лавочника, извозчика, трактирного завсегдатая и обывателя, мужика из глухих деревень". Пастухов и сам вышел родом из народа, о чем никогда не забывал, -- простолюдин, самоучка, даже став состоятельным и уважаемым человеком (Николай Иванович был званым гостем на парижском балу у президента Французской республики г-на Карно!), он мог запросто где-нибудь в придорожной канаве распить бутылочку водки с уличной шпаной.
Издатель "Московского листка" не боялся не только шпаны. Со страниц своей газеты он без всякой дрожи в коленках критиковал чиновников, банкиров, купцов, вставал на защиту "маленьких людей". К примеру, пастуховская газета была единственной, рассказавшей о страшном пожаре на фабрике Морозова в Орехове-Зуеве, где погибло несколько десятков рабочих. Недаром цензура показывала "Листку" кулак за, выражаясь формулировками официальных документов того времени, "стремление к ослаблению авторитета правительственных властей", "порицание действий местной полиции", "представление в превратном виде положения рабочего класса". Гиляровский вспоминает: "Для распространения подписки в ближайших городах Пастухов посылал своих корреспондентов: "Разнюхай там, о чем молчат!" Еще Николай Иванович любил говаривать: "Репортер как вор на ярмарке: все видь, ничего не пропускай... Репортер должен знать все, что случилось в городе. Не прозевать ни одного сенсационного убийства, ни одного большого пожара или крушения поезда".
The End
Осталось только попрощаться с Дж. Пулитцером и Уильямом Рэндольфом Херстом. В их схватке за "желтого парня" победил последний, и "Нью-Йорк Джорнэл" по числу читателей превзошел "Нью-Йорк Уорлд". Пулитцер, конечно, переживал, но у него были интересы и помимо издания газеты. В частности, в 1903 году он основал первый в Америке "газетный факультет" при Колумбийском университете, выложив на это дело $ 200 000 из собственного кармана. Да и самая престижная американская премия в области журналистики не случайно называется Пулитцеровской. В 1911 году Дж. Пулитцер умер на борту собственной яхты. Его газета продолжала выходить до 1931 года. Уильям Херст, по словам его сына, "с грустью воспринял уход Пулитцера со сцены -- он получал удовольствие от такого соперничества".
Сам Херст со временем сделался владельцем и управляющим самого крупного по меркам первой половины нашего века издательского концерна в мире. Ему принадлежали тридцать две газеты, сколько-то журналов, информационные и фотоагентства плюс типографии и сети распространения печатной продукции. Умер этот "владелец заводов, газет, пароходов" в 1951 году в возрасте 88 лет, оставив "у руля" своей и ныне процветающей империи сына.

Наталья СОЙНОВА