В начале Второй мировой майор французских военно-воздушных сил Антуан де Сент-Экзюпери настойчиво просил дать ему для патрулирования район Аннесси: родной Лион и увитый плющом средневековый замок Сент-Морис де Реман, где он вырос... Там, внизу, рвались снаряды, но он с высоты видел парк, густо заросший темными елями и липами, и старый дом, дорогой его сердцу.
Он был отпрыском древнего дворянского рода, в котором имелись рыцари, архиепископы, полководцы и даже управляющий королевским двором. Его полное имя звучало аристократически-вычурно: Антуан Жан-Батист Мари Роже де Сент-Экзюпери. Но в семье его называли просто Тонио. Он родился сто лет назад, когда июнь распускался в июль, а девятнадцатый век -- в двадцатый -- 29 июня 1900 года. Не ребенок, а сгусток энергии! Тонио смотрел на мир широко открытыми глазами и всюду совал свой курносый нос. Микрокосм его детства был настоящей крошечной планетой Маленького принца, населенной теми, за кого мы в ответе. Здесь на сеновале рожала кошка, и он внимательно наблюдал, как она вылизывает котят. В парке жили ласточки -- он выкармливал птенцов смоченным в вине хлебом. В поле шныряли мыши -- Тонио строил для них домики из щепок и горько рыдал, когда находил их пустыми: свобода оказывалась мышам дороже ежедневной порции крошек. Потом в нем проснулся Эдисон -- он принялся собирать всевозможные механизмы. Еще Антуан увлекался гипнозом и терроризировал бонну, обожавшую сладкое: он повелительно взглядывал на нее, и несчастная замирала над коробкой шоколада, как кролик перед удавом. Его страстями были математика, рисование, музыка -- он превосходно играл на скрипке... Маленький граф любил все, что его окружало, и все любили его. Он думал, что так будет продолжаться вечно.
Но, увы, эта благодать имела свою цену, и Мари де Сент-Экзюпери, мать писателя, была не в состоянии ее платить. К моменту появления Антуана на свет их род и так уже с трудом сводил концы с концами, отцу Сент-Экса Жану приходилось работать страховым агентом. А когда Тонио исполнилось четыре, отец умер, не оставив своей вдове и пятерым детям никакого состояния. Мадам Экзюпери, как могла, тянула детей до совершеннолетия, она даже работала сестрой милосердия во время Первой мировой войны... Она дала Тонио отменное образование: сначала иезуитская школа во французском Ле Мансе, где за вздернутый нос и своенравие Сент-Экса прозвали "Достань-ка луну", затем коллеж в Швейцарии. Антуан был довольно средним учеником, правда, писал прекрасные сочинения, письма, насчитывающие десятки страниц, и стихи. Одноклассники вспоминали, что начинающий поэт мог перебудить их среди ночи для того, чтобы прочесть только что сочиненное четверостишие. Однако у Сент-Экса было оправдание: он считал, что друг -- "это тот, кому нужны другие", и сам готов был примчаться по первому зову товарища ("Легко найти друзей, готовых нам помочь. Трудно заслужить друзей, требующих нашей помощи")...
Пришла пора -- и детство закончилось. "Точкой" стали совпавшие по времени окончание коллежа и смерть от лихорадки его младшего брата Франсуа. Тонио было 17. Впрочем, Тонио тоже "умер" -- с детским именем, как и с детством, пришлось расстаться. Все, что происходило с Антуаном дальше, лишь укрепляло мысль о детских годах как о единственном счастливом крае на Земле. Чем жестче обходился с ним мир, внезапно обнаружившийся за воротами фамильного замка, тем ярче становились воспоминания о потерянном рае. "Как хорошо, что я могу укрыться в... надежно защищенном детстве!" -- восклицал Экзюпери. Вот лишь один эпизод: в 40-м, когда гитлеровская армия топтала сапогами Францию, Антуан вспоминал о... своей няньке Пауле. В "Военном летчике" он писал: "Паула, в меня стреляют! Слышишь, Паула? Дело дрянь. И все-таки я не могу не поражаться синеве этого вечера". Детство и берегиня-няня были для Сент-Экса заклятием против смерти.
Не пара
Сент-Экс мечтал о море, но на вступительных экзаменах в Морскую школу завалил историю и географию. Какое-то время он брал частные уроки архитектуры в Сорбонне, однако разочаровался в этой профессии и в 21 год добровольцем пошел в армию, записался в авиационный полк и одновременно стал учиться на гражданского летчика. Вообще-то, свое первое "воздушное крещение" Экзюпери получил еще в 12 лет -- авиатор Ведрин взял его "покататься" на самолете. Но тогда это было всего лишь очередным забавным приключением, теперь же самолет стал для Антуана "орудием, которое... приобщает человека к вечным вопросам".
Он служил в Страсбурге и служил не только родине, но и -- как истинный рыцарь -- своей даме сердца. Экзальтированная Луиза де Вильморен принимала гостей, облачаясь в тончайший пеньюар и утопая в подушках, -- она была умной, образованной, очень красивой, но весьма болезненной барышней. Однако в глазах двухметрового здоровяка Экзюпери болезненная бледность лишь придавала Луизе очарования и шарма. Он написал матери, что встретил девушку свей мечты и намерен просить ее руки. Но предложение Сент-Экса было отвергнуто. Мать невесты, вдова со связями, состоянием и большими амбициями, сказала извечное материнское "не пара!", да и сама Луиза, похоже, не спешила замуж. Антуан помнил ее всю жизнь. Она вышла замуж за торговца, переехала в Лас-Вегас, а он по-прежнему забрасывал ее письмами: ты мне нужна! Когда он стал известными писателем, она восприняла это как недоразумение, ведь неслучившийся жених всегда представлялся ей самым большим неудачником на свете.
После армейской службы он перебрался в Париж и... бесконечно устал за несколько лет неудач и разочарований, проведенных в столичном городе. Он подрабатывал то бухгалтером в конторе черепичного завода, то торговым агентом в фирме по сбыту грузовиков, но в основном жил за счет катастрофически беднеющей и уже продавшей свой замок матери. Завтракал в дешевых кафе, обедал у знакомых, ужинал на светских раутах. Мог, зайдя к кому-нибудь в гости, уснуть в ванне, затопить нижний этаж, а затем, проснувшись от воплей хозяйки, спросить ее с трогательным укором: "Почему ты так ужасно ко мне относишься?" И, конечно, крутил бесконечные любовные интрижки, которые не доставляли ему удовольствия. Вот, что писал 24-летний Экзюпери сестре: "Hадеюсь встретить какую-нибудь девочку -- и хорошенькую, и умненькую, и обаятельную, и веселую, и заботливую, и верную, и... словом, такую, какой я не найду. И без малейшего воодушевления волочусь за Колеттами, Полеттами, Сюзи, Дэзи, Габи, которых выпускают сериями и с которыми уже через два часа умираешь со скуки!" Одну из "колетт" Антуан бросил, застав ее... за штопкой его же носков -- эти носки сделались для него символом размеренной и стабильной жизни, которая ему претила. Вообще, обыденность была для Экзюпери сильнейшим аллергеном: "...Я иду своей короткой... тропой, сворачиваю направо от этого фонаря и сажусь в кафе за этот столик. Покупаю газету в одном и том же киоске и каждый день говорю продавщице одну и ту же фразу. И товарищи... одни и те же... до такой степени, что меня охватывает непреодолимое желание бежать от самого себя и стать другим. И тогда я перебрался бы в другое кафе, или к другому фонарю, или к другому газетному киоску и придумал бы новую фразу для газетчицы. Гораздо более прекрасную", -- и еще: "Это такая неволя! Я боюсь привычек..." В конце концов, Антуан бежал из Парижа.
Крылатый человек
Дидье Дора, директор авиакомпании "Лакоэтер", вспоминал, как в его кабинет вошел "рослый молодец с приятным голосом и сосредоточенным взглядом", вознамерившийся стать пилотом. Дора поначалу отправил его к механикам, где Экзюпери оказался просто незаменим, ведь его технический гений ничуть не уступал гению литературному: в 30-х годах Сент-Экс запатентовал более десятка усовершенствований, касающихся авиамоторов и самолетов вообще. Чуть позже Антуану доверили штурвал, он доставлял почту из Тулузы в Касабланку и Дакар. Если посмотреть на карту, кажется, что это все рядом. Вот Тулуза, старинный французский город, вот через Испанию и Гибралтар, в африканском Марокко Касабланка, а от нее рукой подать до Дакара, что в Сенегале. Расстояние как будто небольшое. Но ведь и год идет только 1926-й, и самолеты совсем не современные. А под их крылом -- опасные для летчиков Пиренеи, где и сегодня разбиваются в дурную погоду лайнеры, чуть дальше -- безбрежная Атлантика: попробуй только сбиться с курса, не найдешь и следа самолета в ее водах, песчаный океан Сахары не лучше, там не только трудная трасса, но и непокоренные арабы, которые довольно метко стреляют по неуклюжим машинам, летящим невысоко над землей с максимальной скоростью 130 километров в час... Летчики того времени были героями по определению, героизм требовался уже для того, чтобы избрать авиацию своей судьбой. И Антуан де Сент-Экзюпери был героем.
Это был странный пилот. С одной стороны, Дидье Дора вспоминал о нем: "Сент-Экзюпери был летчиком в самом полном смысле этого слова... летая с ним, нельзя было не почувствовать, что он ведет машину... с умом, методично". С другой стороны, полеты Антуана были вызовом здравомыслию. Он с трудом втискивал в тесную кабину свое грузное, изломанное в катастрофах тело. Был невероятно рассеян: приземлялся, забыв выпустить шасси, подключал пустой бензобак или не закрывал дверцы кабины, они хлопали в воздухе, и с земли казалось, что самолет разваливается на куски. К тому же впечатлительный Сент-Экс мучался кошмарами по ночам перед вылетом. Но не летать он не мог! Не мог жить без адреналина в крови, хотя сам признавался: "Тореадоры мне не по душе. Я люблю не опасности... я люблю жизнь". Именно любовь к жизни дарила ему вдохновение.
Возможность летать являлась залогом творческой состоятельности Антуана де Сент-Экзюпери. Словно чем дольше он был в небе, тем ближе и родней становилась ему земля и тем богаче становился он сам мыслями и чувствами, которые не мог не открыть людям. Другой литератор и летчик Ричард Бах написал: "Как только Сент-Экзюпери отмахнулся от не дающих ему писать причин (а таких было множество), как только он нашел чернильницу в хаосе своей комнаты, и когда, наконец, его перо коснулось бумаги, он, словно птиц на волю, выпустил в мир несколько самых трогательных и прекрасных из всех когда-либо написанных идей о полетах и людях".
"Южный почтовый", первое большое произведение писателя, создавался в 29-м в маленьком марокканском форте Кап-Джуби, где Антуан работал директором аэродрома и где из всех благ цивилизации были лишь перевернутая бочка вместо стола и керосиновая лампа. Роман имел шумный успех, после его выхода Сент-Экс сразу стал знаменитым, французские издатели заключили с ним договор аж на семь книг. "Ночной полет" Экзюпери написал в суете и как бы между прочим, когда его назначили техническим директором компании "Аэропоста Аргентина". "Военный летчик" писался в начале войны "под диктовку событий", когда его автор служил во французских ВВС. "Цитадель" -- последняя книга Сент-Экса -- и вовсе записывалась на диктофон на фронте.
Зато с 31-го по 39-й год, в период редких случайных полетов Антуан молчал. Максимум, на что он был способен в это время, -- киносценарии (они не были поставлены) и статьи -- рутинная работа исключительно ради денег. Сент-Экс признавался: "Кино и журналистика -- это вампиры, мешающие мне писать то, что я хочу писать... Мое отвращение есть не что иное, как сопротивление моральному самоубийству, потому что, стоит мне только... взяться за изготовление пустых безделушек для кино, я быстро набью себе руку и стану зарабатывать много денег, но радости от подобных успехов я ждать не могу. Я вовсе не хочу разменивать свое дарование на пустяки". (Кстати, Экзюпери и сам снялся в кино -- он дублировал в сценах полета актера, сыгравшего главную роль во французской экранизации "Южного почтового".)
Активное отношение к жизни было определяющей чертой Антуана. "Чтобы писать, надо прежде всего жить", -- любил повторять Экзюпери. От житейских проблем и неурядиц Антуан буквально бежал в действие, но не любое, а подчиненное некой глобальной гуманистической цели, которая находится за пределами человеческой жизни. "Чтобы освободить нас, достаточно помочь нам осознать какую-нибудь цель, объединяющую нас друг с другом... эта цель в том, что носит универсальный характер", -- писал Экзюпери. Эту же мысль он выразил другими словами: "Пусть тот, кто скромно стережет под звездным небом десяток овец, осмыслит свой труд -- и вот он уже не просто слуга. Он -- часовой. А каждый часовой в ответе за судьбы империи".
"Библией" его "религии действия" стал вышедший в 1931-м "Ночной полет", в котором он попытался дать ответ на вопрос "что дороже человеческой жизни?" и пришел к выводу, что "дело человека важнее его жизни". После выхода книги Экзюпери... на четыре года отстранили от службы в авиации. Тому были разные причины, в том числе и совершенно нелепая: товарищи-летчики сочли, что Антуан стал чураться их круга. Как же, ведь за "Ночной полет" от получил авторитетную литературную премию "Фемина"! Он теперь писатель, умник! Они сделали его парией, и он, впечатлительный и по-ребячьи обидчивый, очень тяжело это переживал. В письме другу, летчику Гийоме, Антуан писал: "Если бы ты знал, какую ужасную жизнь я здесь веду... и какое отвращение к жизни мало-помалу охватило меня! За то, что я написал эту несчастную книгу, меня приговорили к нищете, и я окружен недружелюбием товарищей. Мермоз расскажет тебе, какую репутацию мне постепенно создали... Что я зазнайка! И ни один из товарищей от Тулузы до Дакара в этом не сомневается".
Вообще современники часто не принимали произведения Экзюпери. Критик Жан Ко в пасквиле "Сент-Экзюпери на выпускном экзамене" написал, какой, дескать, идиотизм забивать головы читателей пустой гуманистической фразеологией, читать мораль, коробить благопристойных обывателей нонконформизмом и пробуждать в них чувство вины за забытые, отброшенные идеалы молодости. Другие клеймили Антуана пораженцем -- его "Военный летчик" вышел в 1942-м и тут же был запрещен во Франции, потому что писатель осуждал бессмысленную гибель солдат и бездарно организованные военные действия. Правда, в США повесть назвали "самым сильным ответом, который демократы оказались способны дать на "Майн кампф". Еще более изощренные книгочеи выискивали в книгах Экзюпери... фашистскую идеологию! В конце 30-х нацистское правительство Германии хотело даже использовать популярность Экзюпери и его тогдашний визит в страну в целях пропаганды, с Антуаном вознамерился встретиться один из главных идеологов немецкого фашизма Геринг, но писатель разумно отказался от встречи. Столь неверная трактовка произведений Сент-Экса основывалась на его увлеченности философией Ницше (последнего с его концепцией сверхчеловека тоже пытались притянуть к фашизму). Ницшеанство и вправду привлекало Антуана, в одном из личных писем он обмолвился: "Я увожу с собой Ницше. Безгранично люблю этого человека. И это одиночество". Но его увлечение этой философией шло исключительно от преклонения перед сильными личностями, действующими людьми, какими были и его герои, и он сам, и -- по несчастью -- его жена.
Dolche Vita
Они встретились в Буэнос-Айресе, где Сент-Экс работал в "Аэропоста Аргентина". Консуэло Гомес Каррило была сумасбродной, страстной -- настоящая Кармен! -- и очень ветреной. До знакомства с Антуаном она успела дважды побывать замужем, ее второй муж покончил с собой. Кроме того, Консуэло обожала приврать, да так, что запуталась даже в версиях собственной биографии. Существуют, к примеру, целых четыре истории их первого с Антуаном поцелуя. Начало у всех одинаковое: самолет взмывает с буэнос-айресского аэродрома и делает круг над городом, пилот Сент-Экзюпери отрывается от штурвала, наклоняется к своей пассажирке Консуэло и просит поцеловать его... Дальше начинаются разночтения. В ответ на просьбу аргентинка якобы говорит, что: а) она вдова и не имеет морального права целоваться с малознакомым мужчиной; б) в ее стране целуют только тех, кого любят; в) у нее нет обыкновения целоваться против своей воли и г) -- самое романтическое! -- некоторые цветы, если к ним приблизиться чересчур близко, смыкают лепестки. Что бы там ни было на самом деле, Антуан пригрозил строптивице спикировать в реку, и она все же чмокнула его в щеку, а через несколько месяцев получила от настырного пилота восьмистраничное письмо, подписанное: "С вашего разрешения ваш супруг".
Консуэло стала женой Сент-Экса. Она казалась ему собственным зеркальным отражением. Законченная мифоманка, очаровательная лгунья, она принимала любую его фантазию, могла увидеть в шляпе удава, проглотившего слона... К тому же она была столь миниатюрной и хрупкой, что ее нельзя было не опекать, не "приручать". Людей Антуан "приручал" с легкостью. Его обожали дети -- он делал для них забавные бумажные вертолетики и отскакивавшие от земли мыльные пузыри с глицерином. Его любили взрослые -- он славился как талантливый гипнотизер и виртуозный карточный фокусник. Его боготворили "прирученные" читатели. Но -- у него не получилось сделать счастливой Консуэло Гомес Каррило.
Они были людьми мира, жили, не имея постоянного дома. Когда у Антуана появлялись деньги, они вставали на широкую ногу: устраивали приемы, одалживали друзьям, а он покупал для нее цветы... вместе с тележками. Впрочем, периоды шика часто перемежались периодами нищеты, и тогда граф де Сент-Экзюпери изливал горечь на бумаге: "Я не всегда имею возможность платить за газ и хожу в старом, потрепанном костюме трехлетней давности". Однако куда бы ни бросала их жизнь, вверх или вниз, темпераментная аргентинка скучала. Она жаждала все новых приключений, пропадала в ночных клубах и кафе, выкидывала экстравагантные штуки: могла прийти на светский раут в лыжном костюме и горных ботинках, весь вечер метать тарелки в мужа или юркнуть под стол и сидеть там, время от времени высовывая руку с опустевшим бокалом. Но ее сумасшествия лишь больше привязывали к ней Антуана, за взрывами беспричинного гнева он видел нежность, за предательством -- слабость, за безумием -- ранимую душу.
О скандалах в семье Сент-Экзюпери судачил весь Париж. Сам Антуан никому не рассказывал о личных проблемах, зато Консуэло посвящала в них каждого встречного. Знаменитая авиакатастрофа 1935 года (она подробно описана в "Планете людей"), когда самолет Сент-Экса упал среди Ливийской пустыни, тоже была результатом домашних склок. Вместо того чтобы выспаться перед вылетом, Антуан полночи искал жену по барам, в результате сбился с курса и, если бы не спасший его бедуин, погиб от жажды среди раскаленных песков.
Неверность жены, которая прилюдно обзывала его импотентом и отказывалась рожать ему ребенка (у Сент-Экса не было детей), удручала Антуана. Он ведь вырос в роду с патриархальным укладом, с уважительным отношением к долговременности вещей. В "Цитадели" Экзюпери писал: "...Я пойду от праздника к празднику и от юбилея к юбилею, от сбора винограда к сбору винограда, точно так же, как, будучи ребенком, я переходил из залы совета в залу отдыха в просторном дворце моего отца, где у всех шагов был свой смысл". И именно женщина была для Сент-Экса залогом такого постоянства. Миру женщины, согласно его житейской философии, принадлежали связи: с природой, предками, домом, очагом. Основой мира мужчины было действие. Но Консуэло ломала эту стройную мировоззренческую систему. Ему было тяжело с ней, и он сам ступил на путь измены, искал утешения у любовниц: актрисы Натали Палей, художницы Хедды Стерни и просто очень преданной ему девушки Сильвии Рейнхардт -- она дарила Сент-Эксу тепло и покой, которых ему не хватало в отношениях с Консуэло, у Сильвии Экзюпери проводил вечера, но... на ночь неизменно возвращался домой и очень волновался, если не находил там жены.
Он не мог с ней жить, но и оставить ее не мог -- боялся, что без него она погибнет, словно прекрасная роза без Маленького принца. Ведь это с Консуэло списан образ гордого и слабого цветка, который выпускает шипы, стараясь "придать себе храбрости" и "защититься от мира". Тончайшая из тонких по объему, простейшая из простых по языку, доступнейшая из доступных по жанру и сюжету и... глубочайшая из глубоких по мысли -- знаменитая философская сказка Антуана де Сент-Экзюпери стала подношением его любви. Но при этом Сент-Эксу удалось выразить чувства и мысли не только собственные, но и каждого своего читателя. Недаром "Маленький принц" -- рукотворное чудо -- уже давно возведен в абсолют. Сентенции из этой изящной и мудрой истории не цитируются со ссылкой на автора, а произносятся как продуманное, прочувствованное, заветное, свое. (Хотя сам Экзюпери говорил, что "слова, часто употребляющиеся, уже не передавали суть вещей".) "Маленький принц" стал феноменом не только литературы, но и издательского дела. Он переведен на 102 языка и на сегодняшний день продан тиражом 50 миллионов экземпляров (большие тиражи имеют лишь Библия и "Капитал" Карла Маркса).
В поисках смерти
Друг писателя Леон Верт говорил: "Нет ничего смешнее сказать, что Сент-Экзюпери -- человек левых, либо же что Сент-Экзюпери -- человек правых". Действительно Сент-Экс предпочитал держаться вне политики. Он говорил: "К чему спорить об идеологиях? Любую из них можно подкрепить доказательствами... Логически можно доказать все, что угодно. Прав даже тот, кто во всех несчастьях человечества вздумает обвинить горбатых". Разумеется, Экзюпери не мог полностью абстрагироваться от событий, происходящих в мире, -- страсть к действию не позволяла сидеть сложа руки. В качестве журналиста Антуан побывал на гражданской войне в Испании, в Германии, где к власти приходили фашисты, а в мае 1935-го -- в СССР. Но всякий раз Экзюпери был немного выше происходящего и немного в стороне от него. Он наблюдал, пытался осмыслить, оценить, истолковать, но никогда не становился адептом того или иного политического движения. Более того, он был слишком романтичен, чтобы стать политиком. (О зеках советского ГУЛАГа Экзюпери наивно писал: "Им предстоит, пахарям-исполинам, провести борозду от моря до моря, глубокую, как овраг, под стать морским кораблям. Возвести соборы стройплощадок и встретить земляные пласты, оползающие с откосов выемки, лесом мощных брусьев, трещащих, точно солома, под напором сил Земли. С приходом ночи они возвращаются в бараки под прицелом карабинов. И густая усталость разливается мертвой тишиной над этим народом, разбившим лагерь на самом переднем крае своего пути, лицом к еще не тронутым землям. И мало-помалу людей захватывает эта игра... Так, может быть, создают нового человека -- стойкого, влюбленного в свой завод и коллектив, как садовник во Франции влюблен в свой сад".)
Однако стоило начаться Второй мировой войне, как от политической отстраненности Сент-Экса не осталось и следа. "Пока я не принимаю участия в войне, я морально болен, -- писал он в одном из личных писем. -- Я не люблю войну, но для меня невыносимо оставаться в тылу, когда другие рискуют жизнью... Такая роль просто унизительна... Мне отвратительна точка зрения, согласно которой нужно беречь "ценных" людей. Только участвуя, человек может играть действенную роль. Если "ценные" люди на самом деле соль земли, они должны соединиться с землей. Нельзя говорить "мы", отделяя себя от других. Только подлец может говорить при этом "мы"!.. В мире, где воцарился бы Гитлер, для меня нет места... Все, что мне дорого, под угрозой... Я хочу участвовать в этой войне во имя любви к людям". Антуан был пацифистом по натуре. Как-то раз, еще когда он работал в Кап-Джуби, ему довелось спасти негра-раба: невольник хотел бежать от жестоких хозяев, но Экзюпери "пустил шапку по кругу", выкупил несчастного и отпустил его на волю. И всегда гуманист Сент-Экс старался решать проблемы мирным путем. В 38-м он выпустил серию статей под общим заголовком "Война или мир?", где призывал человечество не допустить войны. Но война все же началась, и... Экзюпери рвался в бой! На то были и личные причины -- окончательно измотанный отношениями с Консуэло, он предпочел войну этой болезненной страсти, любви-ненависти, о которой сказал: "Любовь -- это ад".
В 39-м, когда вышла "Планета людей", за которую Французская Академия присудила ему Большую премию романа, Антуан де Сент-Экзюпери пересел из-за письменного стола за штурвал самолета-разведчика. Он стал самым старым летчиком Второй мировой войны. Военное начальство делало все, чтобы уберечь писателя, его товарищи говорили, что "потеря Сент-Экзюпери как человека гораздо более страшна, чем потеря его как летчика". В эскадрилье над ним тряслись, как над ребенком: сопровождали к самолету, помогали надеть комбинезон и забраться в кабину и молились, чтобы он вернулся живым. А в конце 40-го, когда гитлеровская армия уже оккупировала Францию, товарищи уговорили Антуана эмигрировать в Америку. Но годы, проведенные в этой нелюбимой им стране, стали для Экзюпери "годами горечи". Знавший Сент-Экса американский журналист писал: "Невыносимая тревога и страдание были его уделом в США... Он искал, что любить, чем восхищаться. Однако в 1941-м в Нью-Йорке все достойное восхищения было глубоко сокрыто от глаз". В 43-м Сент-Экзюпери добился возвращения во французские ВВС.
Друзья вспоминали, что в последние месяцы Сент-Экс выглядел "потерявшимся на этой планете", что опасность была нужна ему, "как таблетка болеутоляющего", и -- главное -- что Экзюпери искал смерти. А смерть, словно дразня, ходила за ним по пятам. Патрулируя в 44-м район Аннесси, он однажды едва ускользнул от вражеских истребителей, в другой раз у него сдал кислородный прибор и ему пришлось спикировать на опасную для безоружного разведчика высоту, в третий отказал мотор и Сент-Экс посадил самолет "на честном слове и одном крыле". За месяц до своего последнего полета он попал в серьезную аварию, его левая рука оказалась практически парализованной.
Антуан будто предчувствовал кончину. В июле 43-го из-под его пера вышло "Письмо к генералу Х" -- несколько страниц, полных пессимизма: "Мне все равно, если меня убьют на войне! Что останется от всего того, что я любил? Я имею в виду не только людей, но и неповторимые интонации, традиции, некий духовный свет. Я имею в виду не только трапезу на провансальской ферме, но и Генделя... Наплевать мне, что меня убьют на войне!" Перед роковым вылетом Сент-Экс пошел к гадалке, та предсказала, что ему суждено погибнуть в море -- Экзюпери шутил: вещунья, видимо, приняла его за матроса! Свой последний неоконченный роман "Цитадель" он называл "посмертным произведением". Буквально за несколько часов до смерти писатель принес чемодан с диктофонными кассетами, на которые наговаривал "Цитадель", командиру своей эскадрильи, отдал из рук в руки со словами: "У меня дурное предчувствие..." А своему другу Пьеру Даллозу он тогда же оставил записку: "Если меня собьют, я абсолютно ни о чем не жалею..."
Друзья приготовили ему сюрприз -- вернувшись с очередного задания, Сент-Экзюпери должен был получить приказ об отставке и 1 августа 1944 года покинуть службу. Но он не вернулся. Дурное предчувствие оправдалось. 31 июля 1944 года -- как оказалось позже, всего за три недели до освобождения Франции -- в 8.30 утра Антуан де Сент-Экзюпери вылетел с корсиканской военной базы на моноплане-разведчике "Лайтнинг Р-38", провел фотосъемку южного побережья Франции и уже должен был возвращаться назад, но в 13.00, за час до окончания полета, его самолет исчез с экранов радаров. Вечером того же дня офицер "Люфтваффе" Герман Корт отрапортовал, что на своем "Мессершмите" сбил французский самолет-разведчик, который задымил и рухнул в Средиземное море. Свидетелей боя не было, обломки сбитого самолета не нашли, поэтому "Люфтваффе" не засчитало победу своему пилоту. По иронии судьбы в дом Германа Корта вскоре попали бомбы союзников и в числе прочего уничтожили его богатую библиотеку, где отдельная полка была отведена для книг Сент-Экзюпери.
Однако ни эти бомбы, не оставившие следа от книг, ни пули, попавшие в мотор "Лайтнинга", ни пламя, охватившее кабину самолета, ни морская пучина, поглотившая его останки, не уничтожили самого Сент-Экса. Ибо настоящий Сент-Экзюпери -- это не плоть и не бумага. Это то, что "можно найти в одной-единственной розе, в глотке воды", то, чего "глазами не увидишь", для чего нужно "зоркое сердце". И настоящий Сент-Экзюпери не умер -- недаром его останки до сих пор не найдены! -- а просто растаял в лазурном небе над французской Ривьерой, ушел, как его Маленький принц: сбросив досаждавшую плоть и взмыв к звездам... Жюль Руа, летчик, лично знавший Экзюпери, написал: "...До тех пор пока не отыщется его тело, его пустая могила будет самой прекрасной и пышной: море, горы и небо, достойные героя либо бога. Только такая могила подходит ему".
Наталья СОЙНОВА
0 коммент.:
Отправить комментарий