четверг, 30 июня 2011 г.

О конце света -- с усмешкой на устах.


In memoriam.
Меня всегда, с тех пор, как я увидел его первую публикацию на русском языке, занимало, почему же он Воннегут-младший? Выходит, есть еще какой-то Воннегут-старший, возможно, отец или брат, судя по всему, озабоченный тем, чтобы их не путали? Какой вздор! Тут можно было бы припомнить, кого еще в истории человечества звали с подобным примечанием: самые известные примеры, конечно, семья фламандских живописцев ХVI века, в которой только отец -- Питер Брейгель-старший -- стал Великим Художником, а на детях природа, что называется, отдохнула, и семья американских президентов Бушей.

По поводу последней Курт Воннегут, уже давно к тому времени распростившийся со своей "возрастной" кличкой, язвительно заметил: "А Джордж Буш, к примеру, так младшим и остался... Он ведь так и не повзрослел, да?" Поэтому в зрелые годы писателя звали просто Курт Воннегут, он был американцем немецкого происхождения, изрядным циником, неисправимым курильщиком и, наверное, гением. Ну и разгильдяем, само собой, о чем буквально кричит каждая строка из написанного им.
Но всему на свете приходит конец: умирают и старшие, и младшие, и циники, и романтики, и гении, и графоманы. Курт Воннегут умер в довольно почтенном (84 года) возрасте, хотя официально обнародованная причина его смерти ("от черепно-мозговой травмы, вызванной падением") сразу поражает своей несерьезностью и даже абсурдностью -- это ж куда должен был полезть находящийся в здравом уме старик, чтобы так долбануться?! Впрочем, отчетливый привкус абсурда всегда сопровождал и самого писателя, и его героев.
У него, вообще, были довольно своеобразные отношения со смертью: всю свою долгую жизнь он словно играл с ней в догонялки. Это началось еще в 1943 году, когда Курт записался добровольцем в армию, чтобы через год попасть в плен к нацистам и пережить в феврале 44-го чудовищную бомбардировку Дрездена авиацией союзников. Согласитесь, помимо ужаса и трагизма, в этом есть некий черный юмор: американцу погибнуть от американской бомбы!
Он рано понял, что юмор и доброта могут быть спасением от жестокости и абсурда: "Дивизион, в котором я служил, был почти полностью уничтожен, и немцы перевезли тех, кто выжил, в лагерь для военнопленных Stalag 4B. В этом лагере было полно британских офицеров, которые были к нам невероятно добры. Мы умирали с голода и замерзали, а они кормили нас и даже для поднятия духа разыграли спектакль. Это была "Золушка", конечно же, в мужском исполнении. Мне запомнилась строчка из этого спектакля -- одна из лучших вещей, которые я когда-либо слышал в своей жизни. Когда часы пробили двенадцать, Золушка повернулась к аудитории и сказала: "Боже мой! Часы уж бьют, а меня все не еб...!"
Я не могу объяснить почему, но из-за этой фразы я почувствовал, что жить все-таки стоит. И люди показались мне удивительными существами".
Догонялки со смертью продолжались и позже. Смерть не поймала его в 2000 году, когда во время пожара в квартире он, надышавшись дымом, лишь случайно был спасен пожарными. Он вообще бегал от нее довольно удачно, настолько удачно, что еще два года назад хохмил в интервью Rolling Stone: "Я собираюсь подать иск на Brown & Williamson Tobacco Company, которая делает сигареты Pall Mall, и содрать с них миллиард баксов! Начиная с двенадцати лет я курил одну за одной, исключительно Pall Mall без фильтра. Причем уже давно на каждой пачке Brown and Williamson берет письменное обязательство, что их сигареты непременно меня убьют. И что? Вот я благополучно дожил до восьмидесяти двух. Спасибо большое, грязные обманщики! Я вот только и мечтал дожить до того дня, когда самыми могущественными людьми на планете станут Буш, Чейни и Пауэлл!"
Шутить у него всегда получалось блистательно, а вот с оптимизмом было плохо. "Что это за белое вещество виднеется в курином дерьме?" -- "Это тоже куриное дерьмо". Отсюда и постоянная депрессия, и неудавшаяся попытка самоубийства в 1984 году, которую он сам потом многократно обстебал. Отсюда и его фирменный воннегутовский коктейль из фатализма, черного юмора, жесточайшего пессимизма и удивительной, детской доброты. Этот коктейль как-то на редкость точно лег на мироощущение людей с одной шестой суши, которые, стараниями великой переводчицы Риты Райт-Ковалевой, любили его едва ли не больше, чем соотечественники.
Воннегута у нас всегда называли писателем-фантастом и издавали зачастую в сборниках наравне с Азимовым, Шекли, Моррисоном, Брэдбери... Вот только никакими звездолетами и машинами времени в его романах и не пахло. Он был не фантаст, а фантазер -- разница дьявольская! Понадобилась ему планета Тральфамадор -- он ее взял и придумал, не утруждая себя техническими подробностями полета к ней. Захотелось ему порассуждать о религиозной философии -- он взял и выдумал Книгу Боконона, причем сделал это так убедительно, что терминами этой книги знающие люди пользуются до сих пор. ("Если вы обнаружите, что ваша жизнь переплелась с жизнью чужого человека без особых на то причин, -- пишет Боконон, -- этот человек, скорее всего член вашего карасса.") У меня со старыми друзьями это слово вроде пароля, так и говорим о других: "Член нашего карасса".
Книжки эти, конечно же, любили не все. Когда Воннегут заверял нас: "Хотите, я вам что-то скажу? Мы с вами все еще живем в глухом Средневековье", окружающие делали все возможное, чтобы это подтвердить. Его книги многократно преследовали в духе тех самых славных средневековых традиций. "Бойня номер пять", к примеру, в свое время попала в так называемый список вредных книг в США, ее изымали из библиотек, а возмущенные граждане просто сжигали на кострах.
Ну правильно. Воннегут, как всякий нормальный человек, быстро понял, что мир, в котором он оказался, может, и заслуживает добрых слов, но почему-то их очень нелегко подобрать. Поэтому он предпочитал стебаться.
Если бы я писал некролог, то начал бы его биографию словами его же героя: "О, это было давно! Двести бутылок виски тому назад, две тысячи сигарет тому назад и три любовницы тому назад...", а то и еще раньше, 11 ноября 1922-го в Индианаполисе, штат Индиана, родился человек, которому суждено было написать "Бойню номер пять", "Сирены Титана", "Колыбель для кошки", "Завтрак для чемпионов" и многие другие романы. Обязательно упомянул бы, что, как и положено гению, в юности он был двоечником. После войны были и два курса в университете Чикаго -- больше не выдержал, и работа полицейским репортером, и служба в компании "Дженерал Электрик", и учительство в школе для умственно отсталых детей, и суета на должности торгового представителя концерна "Сааб", и многое другое.
И книжки, конечно же, хотя что о них говорить? Их читать надо...
Теперь Курт перед лицом Бога. Что он там делает? Наверняка дерзит и иронизирует, язвит и стебается...
Такие дела.
Владимир ВАСИЛЕНКО

0 коммент.:

Отправить комментарий