Подкаблучник
Лайви Лэнгдон была его единственной любовью и единственной женщиной за всю его жизнь. Она родила Твену трех дочерей, а также занималась его перевоспитанием на свой вкус на всем протяжении их совместной жизни. Она относилась к нему как к капризному ребенку и называла его "мальчишкой". Твен считал, что его жена -- совершенная женщина. Он никогда не критиковал ее и ни в чем не упрекал, во всем ей повиновался и даже позволял ей редактировать свои произведения.
Однажды он сказал: "Я бы перестал носить носки, если бы она только сказала, что это аморально". По требованию Лайви он, убежденный атеист, произносил молитвы перед каждой трапезой, а по вечерам читал вслух Библию в домашнем кругу. Когда в 1902 году Лайви безнадежно заболела, по всему дому были развешены записки, написанные рукой Марка Твена. Даже на деревьях, напротив окна ее спальни, он повесил распоряжения для птиц -- чтобы они пели не слишком громко…
Совет редактора
Твену нравилось разыгрывать своих друзей и знакомых. Он просто обожал производить фурор и переполнялся счастьем, если задуманное удавалось. Он любил незаметно положить ужа в карман приятелю или десяток лягушек в ящик рабочего стола своему начальнику. Будучи редактором газеты "Аризона Квекер", Твен однажды получил письмо от читателя. К письму было приложено ужасающее по безграмотности стихотворение, которое называлось "Почему я жив?". Твен напечатал в газете следующий ответ автору: "Потому, что вы не принесли эти стихи в редакцию лично". В другой раз Твен возвратил одному молодому автору рукопись с таким письмом: "Дорогой друг! Авторитетные врачи рекомендуют людям умственного труда есть рыбу, ибо этот продукт дает мозгу фосфор. Я в этих делах человек несведущий и потому не могу сказать, сколько надо вам есть рыбы. Но если рукопись, которую я вам с удовольствием возвращаю, является точным отражением того, что вы обычно пишете, то, мне кажется, я не ошибусь, сказавши, что два кита средней величины не будут для вас надмерным "рационом".
Длинный язык -- наказание…
Подчас шутки Твена просто шокировали окружающих. На одном из праздничных обедов он, в присутствии двух самых знаменитых на то время людей Америки -- Ральфа Эмерсона и Генри Лонгфелло, представил их в своей шуточной импровизации двумя голодранцами, которые "пудрят мозги" рабочему люду… На следующий день Твену пришлось писать этим "голодранцам" извинительные письма. И все же он не мог укротить свой острый язык. Однажды на банкете в честь генерала Гранта его попросили выступить. С большим воодушевлением Твен заявил, что "будущее Соединенных Штатов лежит пока в трех или четырех миллионах колыбелей. В одной из них находится младенец, который в один прекрасный день станет великим полководцем. Сейчас, возможно, он предпринимает стратегические усилия, пытаясь запихнуть себе в рот большой палец ноги". Публика в смущении умолкла, не осмеливаясь взглянуть на генерала Гранта, известного своей суровостью. Марк Твен продолжал: "56 лет назад генерал Грант пытался предпринять такую же операцию…" Гости были совершенно шокированы. Но Твен закончил фразу следующими словами: "Ребенок обещал стать личностью, и вряд ли кто из присутствующих усомнится в том, что ему это прекрасно удалось". В зале раздались аплодисменты… Что произошло после официальной части обеда, Твен очень кратко записал в своем дневнике: "Представлен генералу Гранту. Я сказал, что счастлив с ним познакомиться, он сказал, что не может похвалиться тем же"…
"Прожженный" дуэлянт
Не вызывает удивления тот факт, что Твену из-за его, пусть острого, но часто длинного языка не однажды приходилось принимать вызовы на дуэль. По счастью, все заканчивалось благополучно как для Твена, так и для его противников. Однажды во время дуэли с редактором одной газеты Твен, до этого дня ни разу не державший в руках пистолет, попросил своего секунданта показать ему, "как это делается". Секундант, отличный стрелок, не прицеливаясь, выстрелил в пролетавшую высоко в небе птицу. Мертвая птица упала как раз к ногам готовящегося к дуэли противника. Тот, взглянув сначала на птицу, а затем на Твена, спросил у секунданта: "Кто это сделал?" "Твен", -- ответил тот. "С этим человеком драться нельзя, -- сказал вполголоса испуганный редактор своему секунданту, -- это будет самоубийством!" И, отбросив в сторону пистолет, направился неровным шагом к стоящему поодаль Твену просить принять его свои извинения…
"Сердитый котик"
Сарказм Твена был столь велик, что многие, в том числе и его друзья, могли бы повторить вслед за Ноем Бруксом, его другом: "Я предпочел бы иметь своим врагом кого угодно, только не Марка Твена". Жена и дети прозвали его "сердитый серый котик" за то, что, приходя в ярость, он фырчал, как взъерошенный котенок. Однажды некий торговец землей, который разбогател, грабя индейцев, хвалился в обществе Марка Твена тем, что он носит самую дорогую одежду. И как доказательство, попросил присутствующих обратить внимание на его галстук: "Вот эта вещь стоит двадцать пять долларов!" Марк Твен презрительно посмотрел на него и сказал: "Это, наверное, в США так повелось, что самые дорогие галстуки носят те, кому вполне хватило бы и веревки".
Как-то Марк Твен был приглашен на прием к известному адвокату. Хозяин дома, держа руки в карманах, так представил Твена собравшимся: "Вот редкий случай! Юморист, который действительно смешон!" "Вы также представляете собой редкий случай, -- отозвался Твен. -- Адвокат, который держит руки в собственных карманах!"
Многодетный "папаша"
Всю жизнь Твен следовал правилу: уж лучше потерять хорошего друга, чем хорошую шутку. Он не боялся разыгрывать ни своих врагов, ни своих друзей. И многие не боялись разыгрывать его самого. И Твен, отдадим ему должное, никогда не обижался на не всегда удачные, а порой и небезобидные шутки в его адрес. Одно время Марк Твен баллотировался на пост губернатора небольшого городка. По этому поводу позже он вспоминал: "Вы знаете, что делают эти американцы? …Бесстыдная травля, которой подвергли меня враждебные партии, достигла наивысшей точки: по чьему-то наущению во время предвыборного собрания девять малышей всех цветов кожи и в самых разнообразных лохмотьях вскарабкались на трибуну и, цепляясь за мои ноги, стали кричать: "Папа!"
Твен не стал губернатором. Но шутку, кажется, оценил.
Жизнь в дыму
У Твена, как и у всякого человека, были свои слабости и пристрастия. Прежде всего, он был заядлым курильщиком. В его комнате всегда находилось двадцать--тридцать набитых табаком трубок, чтобы он мог, не отрываясь от работы, курить их одну за другой. Его друг, Джозеф Твичел, рассказывал: "Когда ему случалось погостить у нас несколько дней, весь дом приходилось проветривать -- он курил от утреннего завтрака до отхода ко сну. Он и спать всегда уходил с сигарой в зубах, и я, помня об опасности пожара, поднимался за ним следом и убирал сигару, когда она еще тлела, а он уже спал. Не знаю, сколько можно курить без опасности для жизни, но он, видимо, курил максимум возможного, ибо курил не переставая".
Всегда крайне щепетильно относящийся к бритью, писатель каждое утро принимал цирюльника, и тот, будучи не в состоянии разглядеть Твена за табачным дымом, был вынужден кричать и звать его. Приходилось открывать окна, иначе в густом дыму лезвие могло бы легко отхватить кусочек носа или уха великого юмориста.
"Не любите карты и бильярд? Вон из моего дома!"
Еще одно пристрастие Твена -- бильярд. С годами страсть к любимой игре только возрастала. Однажды, приехав в двенадцать ночи с празднования своего семидесятитрехлетия, он предложил своему другу сыграть короткую партию, и они так заигрались, что опомнились лишь от грохота бидонов молочника, когда увидели, что было уже около пяти утра. Но и тогда Твен не очень хотел отпускать своего друга. Помимо бильярда Твен очень любил карточную игру "мокрая курица". В его доме был неписаный закон: все гости должны играть или в карты, или на бильярде. Если кто-то открыто выражал презрение к такому приятному и благочестивому времяпровождению, шансов на второе посещение твеновского дома у него не оставалось.
Своих гостей Твен развлекал бесчисленными смешными историями. После этого гости, просмеявшись весь вечер, жаловались хозяину на то, что от смеха у них назавтра целый день болели щеки и животы. Когда кто-то из гостей выражал сомнение в достоверности его рассказа, Твен, не моргнув глазом, отвечал, что "правда -- это величайшая драгоценность, поэтому нужно ее экономить". И -- продолжал свой рассказ…
Самое неудачное выступление
Марк Твен был не только великим писателем, но и великим оратором. Люди были готовы платить любые деньги, только бы попасть на его выступление. Накануне своего первого публичного выступления Твен страшно волновался: как воспримет его рассказ публика? Но уже первый прочитанный абзац привел слушателей в восторг. Он звучал так: "Юлий Цезарь умер. Шекспир умер. Наполеон умер, да и я чувствую себя не совсем здоровым…"
У каждого оратора бывают неудачные выступления. Бывали они и у Твена. Однажды он гулял по улице маленького городка, где в этот вечер читал лекцию. Его остановил молодой человек, который сказал ему, что у него есть дядя, который никогда не смеется, даже не улыбается. Твен предложил молодому человеку привести дядю на его лекцию. Он сказал, что обязательно заставит дядю рассмеяться. Вечером молодой человек и его дядя сидели в первом ряду. Твен обращался прямо к ним. Он рассказал несколько смешных историй, но старик ни разу даже не улыбнулся. Тогда он стал рассказывать самые смешные истории, какие знал, но лицо старика по-прежнему оставалось без всякого выражения. В конце концов, совершенно обессиленный, Твен покинул сцену… Через некоторое время Твен рассказал своему другу об этом случае. "О, -- сказал друг, -- не волнуйся. Я знаю этого старика. Уже много лет, как он абсолютно глухой".
Он ничего не понимал в литературе…
Незадолго до своей смерти в 1910 году Марк Твен говорил друзьям: "Мне понадобилось 15 лет для того, чтобы понять, что у меня нет никакого литературного таланта. Но было слишком поздно. Я уже не мог отказаться писать, мои книги сделали меня знаменитым".
Это не просто смешное высказывание. Как известно, у Марка Твена не было изысканного художественного вкуса, и он не мог по достоинству оценить произведения искусства. Самые тонкие психологические романы заставляли его лишь недоуменно пожимать плечами. Признанные по всей Европе произведения, по его мнению, мало чем отличались от рассказов краснокожих. Стоит ли удивляться, что при этом он не мог по достоинству оценить свой собственный талант. Но, говоря его же словами, "не будем чересчур привередливы. Лучше иметь старые подержанные бриллианты, чем не иметь никаких".
Второй, после... водопада
Твен не боялся смерти и чувство юмора сохранял до самого дня ее прихода. За несколько недель до смерти родные перевезли его на Бермудские острова. Там было тепло и тихо. Там, уже угасавший, Твен подружился с маленькой дочерью хозяйки. Он будет всячески баловать ее и смешить. Он даже станет делать вид, что жутко ревнует свою маленькую приятельницу к ее столь же маленькому товарищу, "кровавому бандиту" Артуру. За несколько дней до смерти он пошлет ей книжку с запиской: "Пусть Артур прочтет эту книгу. В ней есть отравленная страница…"
Когда Твена не станет, его современник, Уилбер Несбит, скажет в день его похорон: "Единственное горе, что Марк Твен причинил миру, -- это то, что он умер". Долгие годы Твен был для всего мира самым известным из американцев, много известнее американского президента. Туристы приезжали в Америку смотреть Ниагарский водопад и писателя Марка Твена… Одна из газет назвала его "второй достопримечательностью Америки". После этого Твен стал так подписывать свои письма. Письма шли к нему со всех уголков земли. Почти всегда на них был один и тот же адрес: "Америка, Марку Твену". И они легко находили своего адресата.
Александр КАЗАКЕВИЧ
Лайви Лэнгдон была его единственной любовью и единственной женщиной за всю его жизнь. Она родила Твену трех дочерей, а также занималась его перевоспитанием на свой вкус на всем протяжении их совместной жизни. Она относилась к нему как к капризному ребенку и называла его "мальчишкой". Твен считал, что его жена -- совершенная женщина. Он никогда не критиковал ее и ни в чем не упрекал, во всем ей повиновался и даже позволял ей редактировать свои произведения.
Однажды он сказал: "Я бы перестал носить носки, если бы она только сказала, что это аморально". По требованию Лайви он, убежденный атеист, произносил молитвы перед каждой трапезой, а по вечерам читал вслух Библию в домашнем кругу. Когда в 1902 году Лайви безнадежно заболела, по всему дому были развешены записки, написанные рукой Марка Твена. Даже на деревьях, напротив окна ее спальни, он повесил распоряжения для птиц -- чтобы они пели не слишком громко…
Совет редактора
Твену нравилось разыгрывать своих друзей и знакомых. Он просто обожал производить фурор и переполнялся счастьем, если задуманное удавалось. Он любил незаметно положить ужа в карман приятелю или десяток лягушек в ящик рабочего стола своему начальнику. Будучи редактором газеты "Аризона Квекер", Твен однажды получил письмо от читателя. К письму было приложено ужасающее по безграмотности стихотворение, которое называлось "Почему я жив?". Твен напечатал в газете следующий ответ автору: "Потому, что вы не принесли эти стихи в редакцию лично". В другой раз Твен возвратил одному молодому автору рукопись с таким письмом: "Дорогой друг! Авторитетные врачи рекомендуют людям умственного труда есть рыбу, ибо этот продукт дает мозгу фосфор. Я в этих делах человек несведущий и потому не могу сказать, сколько надо вам есть рыбы. Но если рукопись, которую я вам с удовольствием возвращаю, является точным отражением того, что вы обычно пишете, то, мне кажется, я не ошибусь, сказавши, что два кита средней величины не будут для вас надмерным "рационом".
Длинный язык -- наказание…
Подчас шутки Твена просто шокировали окружающих. На одном из праздничных обедов он, в присутствии двух самых знаменитых на то время людей Америки -- Ральфа Эмерсона и Генри Лонгфелло, представил их в своей шуточной импровизации двумя голодранцами, которые "пудрят мозги" рабочему люду… На следующий день Твену пришлось писать этим "голодранцам" извинительные письма. И все же он не мог укротить свой острый язык. Однажды на банкете в честь генерала Гранта его попросили выступить. С большим воодушевлением Твен заявил, что "будущее Соединенных Штатов лежит пока в трех или четырех миллионах колыбелей. В одной из них находится младенец, который в один прекрасный день станет великим полководцем. Сейчас, возможно, он предпринимает стратегические усилия, пытаясь запихнуть себе в рот большой палец ноги". Публика в смущении умолкла, не осмеливаясь взглянуть на генерала Гранта, известного своей суровостью. Марк Твен продолжал: "56 лет назад генерал Грант пытался предпринять такую же операцию…" Гости были совершенно шокированы. Но Твен закончил фразу следующими словами: "Ребенок обещал стать личностью, и вряд ли кто из присутствующих усомнится в том, что ему это прекрасно удалось". В зале раздались аплодисменты… Что произошло после официальной части обеда, Твен очень кратко записал в своем дневнике: "Представлен генералу Гранту. Я сказал, что счастлив с ним познакомиться, он сказал, что не может похвалиться тем же"…
"Прожженный" дуэлянт
Не вызывает удивления тот факт, что Твену из-за его, пусть острого, но часто длинного языка не однажды приходилось принимать вызовы на дуэль. По счастью, все заканчивалось благополучно как для Твена, так и для его противников. Однажды во время дуэли с редактором одной газеты Твен, до этого дня ни разу не державший в руках пистолет, попросил своего секунданта показать ему, "как это делается". Секундант, отличный стрелок, не прицеливаясь, выстрелил в пролетавшую высоко в небе птицу. Мертвая птица упала как раз к ногам готовящегося к дуэли противника. Тот, взглянув сначала на птицу, а затем на Твена, спросил у секунданта: "Кто это сделал?" "Твен", -- ответил тот. "С этим человеком драться нельзя, -- сказал вполголоса испуганный редактор своему секунданту, -- это будет самоубийством!" И, отбросив в сторону пистолет, направился неровным шагом к стоящему поодаль Твену просить принять его свои извинения…
"Сердитый котик"
Сарказм Твена был столь велик, что многие, в том числе и его друзья, могли бы повторить вслед за Ноем Бруксом, его другом: "Я предпочел бы иметь своим врагом кого угодно, только не Марка Твена". Жена и дети прозвали его "сердитый серый котик" за то, что, приходя в ярость, он фырчал, как взъерошенный котенок. Однажды некий торговец землей, который разбогател, грабя индейцев, хвалился в обществе Марка Твена тем, что он носит самую дорогую одежду. И как доказательство, попросил присутствующих обратить внимание на его галстук: "Вот эта вещь стоит двадцать пять долларов!" Марк Твен презрительно посмотрел на него и сказал: "Это, наверное, в США так повелось, что самые дорогие галстуки носят те, кому вполне хватило бы и веревки".
Как-то Марк Твен был приглашен на прием к известному адвокату. Хозяин дома, держа руки в карманах, так представил Твена собравшимся: "Вот редкий случай! Юморист, который действительно смешон!" "Вы также представляете собой редкий случай, -- отозвался Твен. -- Адвокат, который держит руки в собственных карманах!"
Многодетный "папаша"
Всю жизнь Твен следовал правилу: уж лучше потерять хорошего друга, чем хорошую шутку. Он не боялся разыгрывать ни своих врагов, ни своих друзей. И многие не боялись разыгрывать его самого. И Твен, отдадим ему должное, никогда не обижался на не всегда удачные, а порой и небезобидные шутки в его адрес. Одно время Марк Твен баллотировался на пост губернатора небольшого городка. По этому поводу позже он вспоминал: "Вы знаете, что делают эти американцы? …Бесстыдная травля, которой подвергли меня враждебные партии, достигла наивысшей точки: по чьему-то наущению во время предвыборного собрания девять малышей всех цветов кожи и в самых разнообразных лохмотьях вскарабкались на трибуну и, цепляясь за мои ноги, стали кричать: "Папа!"
Твен не стал губернатором. Но шутку, кажется, оценил.
Жизнь в дыму
У Твена, как и у всякого человека, были свои слабости и пристрастия. Прежде всего, он был заядлым курильщиком. В его комнате всегда находилось двадцать--тридцать набитых табаком трубок, чтобы он мог, не отрываясь от работы, курить их одну за другой. Его друг, Джозеф Твичел, рассказывал: "Когда ему случалось погостить у нас несколько дней, весь дом приходилось проветривать -- он курил от утреннего завтрака до отхода ко сну. Он и спать всегда уходил с сигарой в зубах, и я, помня об опасности пожара, поднимался за ним следом и убирал сигару, когда она еще тлела, а он уже спал. Не знаю, сколько можно курить без опасности для жизни, но он, видимо, курил максимум возможного, ибо курил не переставая".
Всегда крайне щепетильно относящийся к бритью, писатель каждое утро принимал цирюльника, и тот, будучи не в состоянии разглядеть Твена за табачным дымом, был вынужден кричать и звать его. Приходилось открывать окна, иначе в густом дыму лезвие могло бы легко отхватить кусочек носа или уха великого юмориста.
"Не любите карты и бильярд? Вон из моего дома!"
Еще одно пристрастие Твена -- бильярд. С годами страсть к любимой игре только возрастала. Однажды, приехав в двенадцать ночи с празднования своего семидесятитрехлетия, он предложил своему другу сыграть короткую партию, и они так заигрались, что опомнились лишь от грохота бидонов молочника, когда увидели, что было уже около пяти утра. Но и тогда Твен не очень хотел отпускать своего друга. Помимо бильярда Твен очень любил карточную игру "мокрая курица". В его доме был неписаный закон: все гости должны играть или в карты, или на бильярде. Если кто-то открыто выражал презрение к такому приятному и благочестивому времяпровождению, шансов на второе посещение твеновского дома у него не оставалось.
Своих гостей Твен развлекал бесчисленными смешными историями. После этого гости, просмеявшись весь вечер, жаловались хозяину на то, что от смеха у них назавтра целый день болели щеки и животы. Когда кто-то из гостей выражал сомнение в достоверности его рассказа, Твен, не моргнув глазом, отвечал, что "правда -- это величайшая драгоценность, поэтому нужно ее экономить". И -- продолжал свой рассказ…
Самое неудачное выступление
Марк Твен был не только великим писателем, но и великим оратором. Люди были готовы платить любые деньги, только бы попасть на его выступление. Накануне своего первого публичного выступления Твен страшно волновался: как воспримет его рассказ публика? Но уже первый прочитанный абзац привел слушателей в восторг. Он звучал так: "Юлий Цезарь умер. Шекспир умер. Наполеон умер, да и я чувствую себя не совсем здоровым…"
У каждого оратора бывают неудачные выступления. Бывали они и у Твена. Однажды он гулял по улице маленького городка, где в этот вечер читал лекцию. Его остановил молодой человек, который сказал ему, что у него есть дядя, который никогда не смеется, даже не улыбается. Твен предложил молодому человеку привести дядю на его лекцию. Он сказал, что обязательно заставит дядю рассмеяться. Вечером молодой человек и его дядя сидели в первом ряду. Твен обращался прямо к ним. Он рассказал несколько смешных историй, но старик ни разу даже не улыбнулся. Тогда он стал рассказывать самые смешные истории, какие знал, но лицо старика по-прежнему оставалось без всякого выражения. В конце концов, совершенно обессиленный, Твен покинул сцену… Через некоторое время Твен рассказал своему другу об этом случае. "О, -- сказал друг, -- не волнуйся. Я знаю этого старика. Уже много лет, как он абсолютно глухой".
Он ничего не понимал в литературе…
Незадолго до своей смерти в 1910 году Марк Твен говорил друзьям: "Мне понадобилось 15 лет для того, чтобы понять, что у меня нет никакого литературного таланта. Но было слишком поздно. Я уже не мог отказаться писать, мои книги сделали меня знаменитым".
Это не просто смешное высказывание. Как известно, у Марка Твена не было изысканного художественного вкуса, и он не мог по достоинству оценить произведения искусства. Самые тонкие психологические романы заставляли его лишь недоуменно пожимать плечами. Признанные по всей Европе произведения, по его мнению, мало чем отличались от рассказов краснокожих. Стоит ли удивляться, что при этом он не мог по достоинству оценить свой собственный талант. Но, говоря его же словами, "не будем чересчур привередливы. Лучше иметь старые подержанные бриллианты, чем не иметь никаких".
Второй, после... водопада
Твен не боялся смерти и чувство юмора сохранял до самого дня ее прихода. За несколько недель до смерти родные перевезли его на Бермудские острова. Там было тепло и тихо. Там, уже угасавший, Твен подружился с маленькой дочерью хозяйки. Он будет всячески баловать ее и смешить. Он даже станет делать вид, что жутко ревнует свою маленькую приятельницу к ее столь же маленькому товарищу, "кровавому бандиту" Артуру. За несколько дней до смерти он пошлет ей книжку с запиской: "Пусть Артур прочтет эту книгу. В ней есть отравленная страница…"
Когда Твена не станет, его современник, Уилбер Несбит, скажет в день его похорон: "Единственное горе, что Марк Твен причинил миру, -- это то, что он умер". Долгие годы Твен был для всего мира самым известным из американцев, много известнее американского президента. Туристы приезжали в Америку смотреть Ниагарский водопад и писателя Марка Твена… Одна из газет назвала его "второй достопримечательностью Америки". После этого Твен стал так подписывать свои письма. Письма шли к нему со всех уголков земли. Почти всегда на них был один и тот же адрес: "Америка, Марку Твену". И они легко находили своего адресата.
Александр КАЗАКЕВИЧ
0 коммент.:
Отправить комментарий