"Такой здоровяк, а сделать себе мальчика не может!"
…Шулян Хэ не обзавелся наследником. Родить сына -- что может быть проще? В молодости он и сам так думал, а в жизни вышло по-другому. Когда подошел срок обзавестись семьей, отец с матерью, как было принято в семьях служилых людей, сами подыскали ему подходящую невесту, выбрали счастливый день для свадьбы, дали семье невесты выкуп и помолились предкам о рождении сына. Вскоре молодые уже ждали первенца. К огорчению молодого отца, на свет появилась девочка. Потом жена родила ему и вторую дочь, и третью, и четвертую, и пятую, и шестую, и... седьмую! А сына все не было. Никакие посулы духам, никакие заговоры и талисманы не помогали. Соседи уже чуть ли не в глаза смеялись: такой здоровяк, а сделать себе мальчика не может!
Другой бы на месте Шулян Хэ давно уж обзавелся второй женой и с ней попытал бы счастья. Но он крепко любил свою жену и все надеялся, что рано или поздно она подарит ему наследника. Восьмой ребенок снова оказался девочкой. Восемь -- не самое совершенное число. Самое совершенное -- девять. Может быть, девятым ребенком будет сын? Надо спешить, ведь Шулян Хэ уже пошел седьмой десяток. Девятым ребенком, к веселью всего села и к несчастью незадачливого отца, снова оказалась девочка. Тотчас же после рождения этого ребенка Шулян Хэ решает взять вторую жену. Но кто в здравом уме согласится отдать свою дочь за семидесятилетнего старика? Да еще обремененного девятью дочерьми!
Странный сын странного отца
Шулян Хэ повезло. Пятнадцатилетняя девушка по имени Чжэнцзай ответила согласием на предложение необычного жениха. И через год семидесятилетний Шулян Хэ праздновал рождение сына.
Мальчику дали имя Цю, что означает "холм" -- младенец родился с продавленным теменем, отчего форма его головы напоминала форму холма. Через два года маленький Цю, из рода Кун, потерял отца. Мать спешно покинула дом покойного мужа и возвратилась с сыном в дом к родителям. Разрыв с родственниками мужа был полным: мать впоследствии даже не сообщила сыну, где похоронен ее муж. Вероятно, она не хотела, чтобы Цю встречался с многочисленной женской родней Шулян Хэ.
Настоящее имя Конфуция -- Кун Цю. Впоследствии, когда к нему пришла известность, стараниями его поклонников имя Кун Цю сменилось почетным прозвищем Кун Фу-цзы, что означает "почтенный учитель Кун". А много веков спустя первые европейцы, узнавшие об Учителе Куне, окрестили его на латинский манер Конфуцием. В таком виде его имя и стало известным в Европе.
Ласковый гигант
Конфуций изумлял окружающих своей внешностью. Его странности не исчерпывались вмятиной на темени. У него были чересчур длинные уши, очень большой, массивный лоб, короткая верхняя губа, которая и наполовину не прикрывала двух передних, также необычно больших, зубов, которые при этом располагались не рядом друг к другу, как у всех людей, а на некотором расстоянии, что придавало всему облику несколько зловещий вид. От рождения крупный и сильный ребенок, в молодости Конфуций рано растолстел. Высокий рост (1 м 91 см), большой вес, странный вид -- все это не могло не вызвать внимания окружающих. Конфуций мог бы этим воспользоваться, сделав карьеру воина. Но, воспитанник матери, он больше тянулся к книгам и чтению. Мать сумела привить сыну скромность, терпение, выдержку и вкус, и потому сутулая и неуклюжая фигура молодого Цю вдруг становилась подвижной и чрезвычайно грациозной. Грузное тело и хорошие манеры, свирепый вид и мягкий голос удивляли всех, кто общался с Конфуцием.
Аккуратность Конфуция, его любовь к порядку вошла в легенды. Рассказывают, что он не входил в дом, если циновка у дверей лежала не так, как положено. Не ел мясо, если оно было неправильно нарезано. Отказывался от блюда, если оно было неправильно или не вовремя подано. Никогда не говорил во время трапезы. В дороге никогда не оглядывался назад и не показывал руками, куда ехать. Был совершенно безупречен в одежде и жестах...
Учение -- вот лучшее удовольствие
"Учиться по-настоящему", по выражению Конфуция, он начал с 15 лет. И продолжал этим заниматься всю жизнь. Его страсть к учению была огромна. В то время, когда его сверстники играли в свистульки, маленький Цю играл в обряды жертвоприношения, расставляя на полу алтарь из дощечек, жертвенные сосуды из глиняных черепков и жертвенное мясо из глины... "Учиться и всякое время прикладывать выученное к делу -- разве это не удовольствие? -- говорил Конфуций. -- В любом селении из десяти домов найдется человек, который не уступит мне в добродетели. Но никто не сравнится со мной в любви к учению".
Когда Конфуцию шел восемнадцатый год, у него умерла мать. Он похоронил ее со всеми почестями -- рядом с могилой своего отца, которую специально разыскал, хотя мать при жизни никогда о ней не рассказывала. Конфуций строго соблюдал трехлетний траур по усопшей матери. Ношение траура предписывало: не есть мяса, не спать на мягком, не слушать музыки, не общаться с женщинами, носить одежду из грубого холста и не состоять на государственной службе. Все поражались, как стойко переносил Конфуций тяготы данного обряда. Когда его ровесники предлагали прекратить это, по их словам, "глупое самоистязание", Конфуций ответил: "Благородный муж распространяет уважение на всех людей, но более всего уважает себя". А уважать себя -- значило уважать родителей. Так гласили древние законы, которые Конфуций хорошо знал и которыми восхищался.
"Что происходит за тысячу километров, можно знать и не выходя из своей комнаты"
Безупречное знание ритуалов, древнейших книг и законов, исторических документов -- все это очень скоро сделало Конфуция самым известным и уважаемым лицом в округе. К нему стали приходить ученики. Рассказывают, что за свою жизнь Конфуций обучил три тысячи учеников, семьдесят два из них стали знамениты. Однажды в его дом ворвался некий молодой человек и стал бранить хозяина. Конфуций в ответ не проронил ни слова. Тогда одержимый незнакомец выхватил из-за спины свой меч и, быстро рассекая им воздух у самой головы Конфуция, крикнул ему: "Разве не мечом защищали себя благородные мужи древности?" Конфуций, не моргнув глазом, спокойно ответил: "Не выходя из своей комнаты, они знали о том, что происходит за тысячу километров от них. Оттого благородные мужи древности и не нуждались в мечах". Слегка смутившись, гость спросил: "Как же тогда добиться повиновения людей, если не заставлять их жить в страхе?" -- "Своим личным примером побуждай людей трудиться", -- ответил хозяин. Цзы-Лу, так звали незнакомца, растерянно молчал, и тогда Конфуций продолжил: "А теперь позволь мне спросить тебя: любишь ли ты музыку?" -- "Я люблю свой длинный меч!" -- с вызовом ответил Цзы-Лу. -- "Ты не ответил на мой вопрос, -- сказал Конфуций. -- Я спрашиваю о том, не следует ли тебе к твоим способностям добавить еще и знания?" -- "А какой прок от учения?" -- "Честный человек, получивший знания, станет великим мудрецом". -- "В южных горах растет бамбук, и стрелы, изготовленные из него, пробивают даже панцирь из носорожьей кожи. А ведь этот бамбук ничему не учился!" -- "Приладь к стреле оперение, надень на нее железный наконечник, и разве не войдет она глубже?" -- сказал Конфуций.
Тут, если верить преданию, Цзы-Лу понял, что нашел своего учителя, и с тех пор служил Конфуцию с такой же пылкостью, с какой поначалу жаждал доказать свое превосходство.
"У обыкновенной женщины ум курицы..."
Конфуций рано женился. Его сын, к сожалению, так и не смог подняться выше уровня посредственного ученика. У Конфуция была также дочь, но о ней сохранилось мало информации. Рассказывают, что он прогнал свою жену, поскольку она мешала его занятиям. По другой версии, он сам покинул ее, не расторгая брака, но пребывая постоянно вдали от нее. Конфуцию принадлежит очень резкое высказывание по поводу женской приземленности и безучастности к постижению небесной мудрости. Полагают, что Учитель обронил эту фразу, когда бежал от своей жены. "У обыкновенной женщины ум курицы, -- сказал тогда Конфуций, -- а у необыкновенной -- двух куриц". Впервые эту фразу, переведенную на русский язык, привел Лев Толстой в своем сборнике "Круг чтения". Понять обоих нетрудно -- и тому, и другому в семейной жизни явно не повезло...
Конфуцию всю жизнь не везло с женщинами. Они или не обращали на него внимания, или вовсе сторонились. Это неудивительно, если вспомнить, каким "красавцем" был наш мудрец. Рассказывают, что некая весьма порочная царица, много наслышанная о мудрости Конфуция, пригласила его к себе во двор "на аудиенцию". В приглашении содержалась недвусмысленная просьба -- прийти "одному, без сопровожатых". Конфуций, который всегда имел при себе свиту из самых приближенных учеников, сделал для царицы исключение. Он пришел в гостиную царицы один. Прошла минута, другая, третья... Где же царица? Вдруг за спиной Конфуция послышался шорох. Конфуций обернулся и увидел царицу. Та открыла уже рот для слов приветствия, но так и не смогла его закрыть -- настолько поразил ее внешний вид Учителя. И чем больше она смотрела на своего гостя, тем сильнее отражались на ее прекрасном лице удивление и ужас. Наконец оцепенение прошло, царица скорчила презрительную гримаску, фыркнула и, высоко подняв голову, быстро удалилась в другие покои. "Аудиенция" закончилась. Ну что ж, "красота и ум вместе не ходят", -- вероятно, так утешал себя Конфуций, покидая царицын дворец.
Мудрость -- хорошо, но женские прелести -- лучше...
Великий мудрец потратил всю жизнь на поиски достойного места, чтобы, заняв его, сделать управление страной мудрым, людей счастливыми, а жизнь приятной. Но цари, которым в разное время служил Конфуций, между мудростью и плотскими удовольствиями всегда выбирали последнее. И Конфуций, в который раз разочарованный, оставлял свою службу и уходил к другому правителю, с которым случалась та же история. Однажды, после очередного "предательства" своего господина, пренебрегшего государственными делами в угоду общению с наложницей, Конфуций скажет свою знаменитую фразу: "Я еще не видел человека, который любил бы добродетель больше, чем женские прелести".
Конфуций, невзирая ни на что, все же никогда не отчаивался, не в пример своему великому предшественнику Лао-Цзы, который, разочаровавшись в людях, сел на черного быка и уехал в неизвестном направлении... Лишь однажды Конфуций не удержался и дал волю слезам. Так он отнесся к известию о смерти любимого ученика -- Янь Юаня. Когда ученики стали укорять его за слезы, Конфуций ответил им: "Если мне не оплакивать Янь Юаня, то кого же мне оплакивать?" За несколько лет до этого печального события Янь Юань сильно болел, но сумел поправиться, и когда вернулся к Учителю, тот сказал ему: "Счастлив тебя видеть, сын мой! Я уже готов был оплакивать преждевременную кончину своего любимца". На это ученик ответил: "Пока вы, Учитель, живы, разве посмею я умереть?" Эта бесхитростная фраза Янь Юаня стала для всех поколений китайцев лучшим примером того, как ученик должен признаваться в любви к своему учителю.
Иссохший кипарис
Конфуций вернулся на родину, проведя в странствиях долгих четырнадцать лет. Последние годы жизни были спокойными. Его навещали ученики и друзья. Чаще других Конфуция навещал Цзы-Гун -- последний из самых близких учеников. Именно он закрыл глаза усопшего Учителя...
Конфуция похоронили на берегу небольшой речки, под сенью благородных кипарисов. Один из кипарисов посадили прямо над могилой. Иссохший ствол этого кипариса сохраняется доныне. Предав земле тело покойного, ученики дали обещание почтить память учителя трехлетним трауром. Цзы-Гун наложил на себя шестилетний траур, в продолжение которого жил на могиле своего учителя в специально выстроенной хижине.
Ученики решили раз в год приходить к гробнице Учителя на поклонение ему. В течение двух тысяч лет это обыкновение неизменно соблюдалось и соблюдается по сегодняшний день.
Александр КАЗАКЕВИЧ
0 коммент.:
Отправить комментарий